- А я тебя не поняла. Гондолин устоит? Ладно, это, допустим, возможно. Не навсегда, но на долгий срок. Только... Тебе-то что с Гондолина? Я бы поняла, если бы ты надеялся, что твои брат и сестра выживут. А победите... Прости, но после Нирнаэт - как можно на это надеяться?
- Я очень надеюсь, что мои брат и сестра выживут. -Финдекано видел, что собеседница действительно не понимает его. И, как ни странно, хочет понять. - Но это... одна надежда. А есть другая. Да, даже после Нирнаэт. Если бы ее не было... наверное, не было бы и меня.
Если бы ее не было... какой смысл был бы жить и сопротивляться тогда, когда, кажется, все уже бесполезно? Если все они обречены, то не проще ли просто уйти и разом прекратить все это?
- Но ты считаешь, что поступаешь верно?  Ладно, я понимаю, на мою, допустим, оценку, тебе глубоко плевать. Но на собственную?
- Я поступаю так... как могу. - коротко ответил Финдекано.
Кажется, майэ уверена, что он просто встал в позу. Впрочем, так считал и Саурон...
- Глупым? Нет, просто непонятным. Но я честно пытаюсь понять. А что до нравственности, то тут я, право же, не судья! -Да, вещи важнее жизни вполне могут быть. Но почему это для тебя важнее даже жизни любимого сына? Неужели любовь к себе все-таки превыше, и своя свобода - внутренняя свобода - так ценна? Ценнее любимых?
- Неужели ты и правда думаешь, что мною движет желание потешить вое самолюбие? Остаться героем в чьих-то глазах или переупрямить кого-то?- Финдекано грустно усмехнулся. Она правда не понимала. Совсем. - Есть вещи важней любой жизни, важней всех нас, важней наших амбиций. Вещи, когда собственное "я" уже не имеет значение.
Эльф чувствовал себя сейчас очень странно. Он не ожидал, что кто-то станет говорить на такие темы - здесь. Возможно, вообще стоило уйти от этого разговора. Возможно, темная пытается таким способом заставить его сказать что важное.
- Ну, я темная майэ, прислужница Моргота, и мне можно быть жестокой, И я не делаю тебе предложений. Я всего лишь предлагаю гипотетическую ситуацию. Так почему тебе так важен именно Гондолин? Не какие-то другие эльфы?
- А я и не воспринял твои слова как предположение. Иначе просто не говорил бы с тобой.
Финдекано пристально посмотрел на майэ.
- А почему Моринготто так стремится узнать, где находится именно Гондолин? Почему ему он так важен? Почему готов душу вытрясти из любого, кто может что-то о нем сказать? - он помолчал немного, а затем добавил: - И поверь... я бы точно так же не стал бы говорить о, скажем, Нарготронде или любом другом тайном городе.

- Да о какой же надежде ты говоришь?
- Мы называем ее Эстель. Уверен, что ты знаешь, о чем я говорю.
Финдекано не очень понимал, чего она от него хочет услышать. Конкретного определения? Подробного описания? Но вряд ли это было возможно.
- Я надеюсь, что мы сможем победить. Не знаю, когда, не знаю, кто увидит эту победу, не знаю, как она будет одержана. Верю в это. Прости, но ничего более вразумительного я тебе сказать, наверное, не смогу.
Наверное, ответ ее разочарует. Только другого у нолдарана не было.
- Как тебе кажется, что ты можешь, Послушай, Финдекано. Я не хочу судить твои поступки, поверь. Даже мотивация "мне так нравится" для меня более чем убедительна. Я... только хочу понять, из каких соображений ты так упорен в своих действиях.
- Как мне кажется, что я могу, пусть так. Упорен... потому, что не могу вести себя иначе.
Оспаривать формулировки и искать подходящие определения Финдекано сейчас точно не был настроен.
- Вовсе я так не думаю, Финдекано. Ты достаточно умен, чтобы понимать - у твоих подвигов только два зрителя: ты сам и Мандос, мы не в счет. И вряд ли ты сейчас позируешь. Но вот я спрашиваю тебя: какие вещи, по-твоему, важнее любой жизни? И почему?
- Мне не нужны зрители. И подвигов я никаких не совершаю. Какие вещи важней любой жизни? -эльф задумался, но не над содержанием ответа, оно было ему очевидно - Долг. Верность. Красивые слова  все по-твоему, да?
Финдекано хотел было спросить, из каких соображений майэ служит Морготу, Что движет ею, когда она принимает жестокость как данность. Ведь не просто же так. Но пока не стал. Или вообще не станет...
- Я не знаю, почему Учителю ТАК нужен Гондолин,  но могу предположить. Потому что это на данный момент самое сильное королевство эльфов. Нарготронд обезглавлен, Ородрэт - не король, а фикция, уж прости, а лучшие воины Нарготронда пали в последней битве. Нарготрондцы больше не выйдут на бой. Феаноринги больше заняты Дориатом, чем нами, и раньше или позже они съедят друг друга. Эльфы Кирдана бежали в море и тоже не вернутся на берега. А вот Гондолин... Гондолин силен и мало затронут войной. Сам понимаешь, он еще может доставить неприятности.
- Видишь.. ты сама все очень понятно изложила. Гондолин - силен. Он может противостоять врагу. Он скрыт и потому еще более опасен. А Турукано сейчас - верховный король нолдор. Меня ведь... считают мертвым. Разве это все - не причина для вашего владыки искать его и пытаться уничтожить, а для меня - делать все, чтобы этого не случилось?
Как бы ни была собеседница Финдекано равнодушна к делам войны, вряд ли она могла всего этого не понимать. Да и понимала ведь, раз сама все изложила достаточно четко и ясно.
- Я ответила тебе, а ты на мой вопрос не ответил. Так как допустимо менять жизни?
- Никак. -коротко ответил Финдекано - И... мы делаем недопустимое. Неправильное. - видно было, что ему тяжело даются эти слова, - И вы, и я. Я не стану оправдываться обстоятельствами и условиями, в конце концов, самый суровый судья для каждого - он сам. А перед самим собой оправдываться глупо. Просто так выходит, что для меня из двух чаш весов перевешивает так, на которой долг.
И она же - самая тяжелая. И самая горькая.

- Да, примерно знаю. Надежда без логического обоснования, Да, пожалуй, это та надежда, которая живет дольше других, потому что не нуждается в пище.
- Можно, наверное, сказать и так.
Надежда, которая умирает только вместе с ее обладателем. Или он умирает вместе с ней, когда чувствует, что она иссякает...
- Очень красивые, И бессмысленные, если после них не стоит дополнение. Долг - кому? Верность - кому? Любая ли верность важнее любой жизни? Ведь у тебя есть верность сыну, долг перед сыном... но ты пожертвуешь ими ради того, чтобы сохранить свою свободу, как ты сам сказал.
- Чтобы сохранить свою свободу? Когда я так сказал, напомни. - Финдекано с удивлением посмотрел на майэ. - Возможно, мы неправильно поняли друг друга. Но да, ты права - в том, что сами по себе красивые слова не имеют смысла. Я поясню. Долг... долг перед народом, королем которого я был. Перед теми, кто шел за мной до конца. Верность - им же, тому, во что мы все верим. Это... поверь, не личное, и никакого отношения не имеет к гордости или упрямтсву.
Эльф не знал, как еще объяснить то, что для него был очевидно и просто. А главное, не знал, зачем он сейчас это делает. Для сидящей перед ним женщины все эти слова были и в самом деле набор красивых и звучных бессмыслиц. Или - все же нет?
- Он скрыт, и поэтому на самом деле - не опасен. Как только Турукано покинет город, он будет обречен, потому что его сила не сравнится с нашей. А пока он сидит в своей норе, он нам не мешает. Но... Учитель предпочитает ударить превентивно, и я могу его понять. Однако я спрашивала тебя о пленниках... о том, почему жизни гондолинцев для тебя дороже их.
- Нелогично, - пожал плечами Финдекано, - Если бы Гондолин бы безопасен скрытый, то какой резон добиваться, чтобы пленные раскрыли его местонахождение? Если он вам не мешает - пусть бы оставался там, где есть. Превентивно... ну да, я понимаю. Только к чему такая спешка? Если вы так уверены, что город рано или поздно кто-то выдаст, почему бы просто спокойно не ждать, когда это случится?
Моргот ждать не желал. И это означало, что Гондолин внушает ему опасение, и немалое.
- Долг - перед большинством? То есть снова простая арифметика...  Что ж, в этом есть логика. И беспристрастность.
- Пусть будет арифметика. Если так проще понять...
Финдекано помолчал, а потом все же спросил о том, о чем не стал спрашивать раньше.
- Скажи... почему ты служишь своему Учителю? Ради чего? Неужели только ради каких-то выгод? Веришь ли ты во что-то? Что двигало тобой, когда ты встала на его сторону?

- Когда я спросила, согласишься ли ты принести присягу Учителю в обмен на чью-то жизнь,  Что же до долга перед твоим народом... Разве гондолинцы шли за тобой до конца? А не те, кто сейчас томятся в одном с тобой подземелье? А во что же вы все верите?
- Я говорил не о личной свободе. Не о свободе roa во всяком случае. Если бы можно было пожертвовать ею в имя сохранения чьей-то жизни, я бы сделал это. Те, кто томятся со мной в одном подземелье.. они верят в то же, что и я. Если я предам эту веру, то предам и их.
И снова майэ добивалась ответа... Причем ответа конкретного, точного и рационального, судя по всему. Она... словно задачу решала.
- Во что мы верим? -Финдекано посмотрел в глаза собеседнице. - В то, что мы правы. И в то, что победим. Что искажение, принесенное в мир Морготом, будет исправлено. Что наша надежда не напрасна.
Финдекано уже предвидел новые вопросы, понимая, что женщина вряд ли успокоится на таком его ответе.
- О чем я тебе и говорила в начале нашей беседы - лично я не понимаю, чем так нужен и важен Гондолин,  Но у Учителя он как заноза в пальце - о чем я тебе опять же говорила. Что до спешки, то вот тут ты не прав. Спешки нет. Рутинная работа, так сказать. Если уж есть возможность выполоть сорняк, отчего не воспользоваться ею? Такова, я полагаю, логика Учителя. В конце концов, он ничего не теряет, расспрашивая тебя, не так ли?
- Я помню твои слова. Но понимаешь ты или нет, твой Учитель стремиться избавиться от этой занозы. Выполоть сорняк... да, конечно. Но зачем трудиться и лезть из кожи, если знаешь, что сорняк в будущем сам собой завянет? Ведь что ни говори, он прилагает немалые усилия, добиваясь от меня выполнения своих условий.
А значит, считает, что оно того стоит. Значит, не так уж уверен в обреченности Гондолина. На самом деле, это должно было радовать... если бы не сложившиеся обстоятельства.
- Хороший вопрос. Как бы тебе объяснить... Ты не слышал Хор. Ты не представляешь, как это было, когда в общее пение ворвалась новая мелодия. Дикая, необузданная, вольная... Я ведь майэ ветра. Свобода и полет - вот высшие ценности для меня. И я потянулась за этой песней. Гармония, которую предлагал Отец, была красивой, не отрицаю, но эта дикость Мелькора... Она будоражила разум, щекотала нервы, пробуждала новые, неведомые чувства. Она давала доселе неизведанные силы.
А ведь она сейчас действително искренна. Выражение лица майэ было мечтательным, едва ли не вдохновенным.
- Шло время. Создавалась Арда. И знаешь... так порой раздражала медлительность, нерешительность Валар. Мне нужен был размах, нужен был вихрь, звучавший в той музыке... И я ушла к Мелькору. Он показал то, о чем я и помыслить не могла.
- И что же он тебе показал?
Финдекано задал этот вопрос без малейшей иронии, с неподдельным интересом. Как и майэ, он хотел понять.
- Он был мне Учителем. Не Повелителем, нет. Я слишком вольный ветер. В Утумно было куда интереснее, чем в Ильмарене. Ты должен понять это. Вы ведь тоже вырвались из Амана, как только смогли. Возможно, ты и жалеешь о том, как вы это сделали, но и тебе ведь набила оскомину скука благости и мира?
- Да, мне хотелось большего. Всем нам. Но... ты говоришь - "был Учителем". А теперь? Ведь, пойдя за ним, служа ему, ты не могла не видеть его жестокости. Не могла не знать его дел. Или ты считаешь оправданным то зло, что он принес в Арду? Я понимаю твои мотивы. Но не понимаю другого. Ты хотела размаха и вихря, но нежели тебя ничуть не смущает то, что это вихрь сметает все на своем пути? Сметает, крушит, ломает, а потом выбрасывает сломанное как ненужный хлам? Ты, вольный ветер по твоим же словам... ты и сейчас считаешь себя по-настоящему свободной?

- Так и я говорю не о свободе тела. Но разве отдать душу за другого - не подвиг?
- Отдать душу... ты считаешь это подвигом? А мне скорее кажется, что это преступление.
Финдекано покачал головой.
- Не хотел бы я, чтобы кто-то ради меня пошел на такое. Да и... ты думаешь, что душа так просто сдалась бы? Прежде чем это произойдет, нужно долго ее калечить. Но тогда она скорее просто покинет тело.
Моринготто может делать с ними все, что угодно, но вряд ли он властен над их душами.
- Почему ты считаешь все, что он принес - искажением? Я понимаю, что у тебя личные счеты к Учителю. Но он дал миру много, много того, что заслуживает существования.
- Потому что видел его дела. Конечно, у меня к нему личные счеты - он убил моего деда и отца. И что именно он дал миру?
Финдекано вопросительно и с прежним интересом посмотрел на майэ. Он ждал ее ответа не для того, чтобы сразу опровергнуть его. Он на самом деле хотел услышать, что она скажет.
- Это с твоей позиции немалые, потому что их к тебе прилагают, А для него это не более чем развлечение.
Финдекано хмыкнул в ответ. Ну да... с этим не поспоришь. Быть объектом прилагаемых усилий не слишком приятно.
- Допустим, ты права. Но тогда скажи - как можно назвать того, для кого причинение боли - физической и моральной - не более, чем развлечение?
Это сказал не он, не пленник, для которого естественно ненавидеть своего палача, а сама майэ.
А потом женщина запела. Язык, ни сам рисунок и ритм песни были непривычны для его слуха. Образы, которые она создавала, были тревожными, пугающими... и прекрасными одновременно. Так, как бывает, например, красив шторм или ураган. Красота, которой можно любоваться, но в которой нет созидания, только разрушение... И тем не менее многое в них было близко эльфу. Нолдор тоже никогда не искалии покоя...
На его вопрос майэ ответила не сразу. И эльф терпеливо ждал, исподволь наблюдая за ней, пытаясь понять, о чем она может думать.
- Мне не важна была его жестокость, Я не считаю ее чем-то совсем уж дурным. Да, я предпочту обойтись без крови и боли, потому что считаю их некрасивыми, но это всего лишь инструмент. Главное, не превращать их в самоцель. Что же до того, чем стал вихрь...
Снова долгое молчание...
- Он стал таким после плена. Он вернулся из Амана совсем иным. Из Мелькора он стал Морготом, и то, о чем мы мечтали на заре времен, осталось в прошлом. Но я помню об этом, и я благодарна Учителю. Мне... не чужда благодарность, знаешь ли. А моя свобода... Ну, по крайней мере, здесь я свободней, чем была бы у Манвэ.
- Но ты и сейчас хранишь ему верность, - тихо сказал Финдекано, - Почему? Ради той свободы, о которой ты говоришь? Даже видя, что он теперь - Моргот? Чего ты сейчас ждешь от него?
Теперь он хотел услышать объяснение.
- Что же касается жестокости... тут я готов спорить. До плена были те эльдар, которые стали орками - или легенда лжет? Впрочем, в этом вопросе я не могу быть объективен. Потому как сам испытал эту жестокость на себе и мне трудно не считать ее чем-то совсем уж дурным.

- Потому что это поможет кому-то другому? Разве это не важнее того, что будет с тобой?
- Видишь ли... я не верю, что это может кому-то помочь. Что будет со мной... мне неважно, поверь.
Только продать душу Финдекано все равно не смог бы. И не хотел бы, чтобы кто-то другой таким образом попытался его спасти. Это представлялось ему не спасением, а предательством. Майэ, конечно, захочет услышать от него объяснения... мог ли он его дать? Такое, чтобы оказалось убедительным?
- Я видела тех, кто сдавался. Их души не расставались с телами... а их жены, дети, матери оставались целы. Ты думаешь, что видел все ужасы Твердыни? Ты не видел и десятой части. Даже я не видела.
- И кем же они становились? Что происходило с ними? Нет, я так не думаю. Уверен, что Твердыне есть еще чем удивить... И опять я не понимаю тебя. Как можно служить Твердыне, признавая, что в ней творятся ужасы?
Если то, что просиходило, было лишь десятой частью этих ужасов, то Ангамандо была просто воплощением страха, отчаяния и боли.
- Ты снова не совсем меня понял, а может, я плохо выразилась. Для Учителя развлечение - не твоя боль, а те усилия, которые он затрачивает. Он не из тех, кто причиняет боль ради боли. Ну а пытки ради какой-то цели я не то чтобы одобряю, но понимаю и принимаю.Любое средство я меряю лишь эффективностью.
- Значит, я неправильно понимал его все это время. Мне казалось, да и сейчас кажется, что он как раз получает удовольствие, причиняя боль. И что для него жизнь эрухини не значит ничего. Он играет с нами, как с игрушками... кажется, я уже говорил что-то подобное. И ты даже согласилась со мной.
Нет, возможно, что именно боль и страдания как таковые не развлекали Моргота. Его развлекала власть. Безграничная и абсолютная - над теми, кто не мог ей сопротивляться.
- Ну я еще понимаю - деда, но твой отец сам потребовал поединка, Ведь шла война. А что он дал... Я показала тебе. Он дал свободу.
- Хорошо. Допустим. Война.- Финдекано нахмурился, но не стал дальше развивать эту тему. Она была слишком болезненной для объективного разговора. - Да, я видел... Твоя песня и образы в ней были очень красивы. И, признаться, многие из них нашли отклик в моем сердце. И все же... свобода ли это?
Свобода разрушать и свобода творить - это все же разные вещи.
- Ты последние полчаса рассказывал мне здесь про верность, а теперь спрашиваешь, почему я ее храню? Финдекано, твой лучший друг пролил кровь эльфов и предал тебя, но ты же хранишь ему верность. Потому что он - твой друг, и вас многое связывает, не так ли? А я... Я получаю от него силу. Силу и свободу, да. Тот, кто недостаточно силен, вынужден выбирать, кому хранить верность, иначе придется попрощаться даже с половиной свободы.
- Вот видишь... ты сама возмущаешься, когда тебя просят объяснить и обосновать то, что ты считаешь истинным. Майтимо... ты ведь о нем сейчас говоришь... мы с ним уже давно разобрались с тем, что призошло тогда. Значит, твоя верность основана на том, что ты имеешь с нее какую-то выгоду? Силу, свободу, власть - неважно. Но это уже не верность, а расчет. А если кто-то предложит тебе еще большую свободу, о ты станешь верна ему?
Сейчас она скажет, что такого "кого-то" не существует в природе. Но Финдекано интересовала такая вероятность сама по себе. Гипотетически.
- А Учитель ценит и уважает мою свободу, по крайней мере, пока она не идет в разрез с необходимостью. Но это случается так нечасто, что можно и потерпеть.
- И тем не менее ты сейчас тут вряд ли с его ведома, не так ли? И вряд ли будешь рада, если он узнает о нашем разговоре. Или сейчас как раз тот самый нечастый случай, ради которого можно потерпеть? Прости, но... что-то мне не кажется, что Учитель оценит твое поведение из уважения к твоей свободе.
Если бы собеседница нолдарана имела ту свободу, о которой она говорила, то вряд ли бы стала действовать тайком.
- Я тоже испытывала на себе жестокость, и не считаю ее чем-то совсем уж дурным. Что до эльфов, то там было много интересного. Учитель пытался вывести новую расу, которая была бы свободнее вас, не зависима от Валар... Те орки, о которых ты говоришь, не были теми, к которым ты привык здесь. Они были вовсе не уродливы и совсем не тупы. Они были похожи на вас, только свободными не стали, просто выбрали себе другого руководителя.
- Я не могу судить о том, чего не видел. А _тех_ орков я не видел, разумеется. Но видел этих. Как же случилось, что они стали такими, как сейчас? Как случилось, что они нынешние устраивают твоего учителя. Он ведь принимает их службу, не так ли? Почему он терпит рядом с собой такую... мразь?

- Иные потом не выдерживали и уходили. А другие служат до сих пор. Со всеми по-разному, А почему нельзя? Идет война. Что именно тебя смущает?
- Не выдерживали чего? - быстро спросил Финдекано, - И знаешь... я хотел бы увидеть хотя бы кого-то, кто служит о сих пор. Смущает... - он немного подумал, - как тебе сказать... Дело в том, что мне слово "ужас" все же представяется имеющим отрицательное значение. Ты признаешь, что тут творятся ужасы, причем такие, о каких ты даже не знаешь. И... тебя не смущает ничего?
Финдекано на самом деле искренне не понимал, как можно считать своим домом место, где по твоему же собственному мнению, творятся ужасы. А ведь для нее Ангамандо была домом... или все же нет?
- Разумеется, жизнь большинства из вас ничего для него не значит,  Вообще жизни большинства из вас - тех, кто не обладает ни большой властью, ни большим талантом - ничего не значат для мироздания. Но из этого никак не следует, что ему нравится причинять боль. Скорее, ему просто все равно.
- Ну... тебе не кажется, что ты свернула немного не туда? Мироздание... да, конечно, я признаю, что мы лишь песчинки в масштабах Эа. Но здест и сейчас каждый из нас - я не только про эльдар говорю, - все же живые существа. И эта мысль лично  мне кажется основанием хотя бы для того, чтобы считаться с тем, что чувствует другое живое существо. Но... ладно. Видимо, Мелькор мыслит более масштабно, чем я, все-таки он вала...
Финдекано помолчал, не зная, делиться ли с собеседницей соображениями по поводу того, что его не раз и не два удивляла мелочность этого валы, то, что он, будучи духом Арды, откровенно наслаждался тем, что дергал за ниточки, играя с эрухини, как с марионетками. И решил пока не делиться. Но не смог скрыть иронии, явственно прозвучавшей в его голосе.
- А что же еще? По крайней мере, это то, что влекло меня и влечет по сей день,
- Свобода разрушать или свобода творить?
Финдекано было очень интересно, что она ответит на этот вопрос.
- Я не возмущаюсь. Я поражаюсь, с каким упорством вы пытаетесь видеть во всех нас только полных, законченных подонков, без каких-либо принципов, без разума и желаний. Так тебе легче?  Не ты первый, не ты последний, право. Многие пленники не способны понять, что мы - не тупые животные.
- Легче?- эльф подумал над ответом, - Возможно, что да. Когда... тебе плохо и больно, легче считать законченным подонком того, кто тебе эту боль причиняет. Но ты не совсем права. Если бы я считал тебя существом без принципа, разума и желаний, я бы не стал с тобой разговаривать.
Орки... да, с теми говорить было не о чем.
- А разве твоя верность совершенно бескорыстна? Ты был бы верен тому, кто ничего не давал бы тебе взамен? Совсем ничего?
- Знаешь... я думаю, что дружба и любовь не бывает без того, чтобы что-то давать и что-то получать взамен. Но уточни, пожалуйста, что именно ты имеешь в виду?
Финдекано вопросительно посмотрел на темную.
- То, о чем Учитель не знает, ему не повредит, Возможно, я и заигралась, в таком случае будет мне нагоняй. Но вообще... я порой нарушаю военную дисциплину. Случается
- Я заметил. -по губам эльфа пробежала улыбка.
Разумеется, нолдаран заметил, что майэ отвел глаза. Значит, чем-то его слова ее смутили.
- Эти... о, эти сделаны из обезьян,  Полуразумные животные. Но они выполняют свою работу: они в состоянии обслуживать крепость и воевать, они быстро плодятся. Да, один ваш воин способен сладить с десятью орками, но у нас их сотни тысяч, миллионы. Они как крысы - неприятны, поодиночке всего лишь досадная мелочь, но стаей представляют серьезную силу. В принципе, можно потерпеть и их - не рядом с собой, разумеется, их место в казармах и здесь, в темницах - ведь они приносят пользу.
- Куда же делись те, другие? Неужели переродились в такое вот? И если да, то почему?
Из обезьян... Финдекано, пожалуй, поверил бы в это. Во всяком случае это было приятней, чем думать о том, что орки его бывшие сородичи.