Эгалмот завороженно следил за движением докрасна раскаленного прута. Ему было плевать на орочий гогот, на насмешки, в теле давно осталась только боль. Сейчас будет новая. Ожидание выматывало не хуже самой пытки, и палачи это, конечно, знали...
Но неожиданно кинулись в разные стороны. Он перевел дух, поняв, что получил пару лишних минут отдыха, но в тот же миг понял, что стало причиной. Появился лично один из майар, следивших за допросами, а это сулило худшие минуты.
- Молчит. А может все таки согласитесь ответить на несколько вопросов, лорд? И мне, и вам будет легче.
"Молчу", - упрямо подумал Эгалмот, не тратя силы на ответ. И даже закусил губы, точно боясь, что слова против воли сорвутся с них. Пока еще силы были, пока он будет молчать... а потом... Эгалмот молил Валар лишь о том, чтобы ему дали умереть раньше, чем он не сможет молчать.

Взгляд палача, казалось, видел его насквозь, хотя аванирэ было прочным. Эгалмот повторял себе, что против его желания никто и ничего не сможет узнать. Надо только держать себя в узде. Теперь уже у него нет хода ни назад, ни вперед, только молчание.
- Вижу, вам нелегко приходится. Побеседуйте со мной - и получите передышку. Или мне позволить продолжать?
Иронии Эгалмот не прочувствовал должным образом. Какая разница, что он говорит. Всегда одно и тоже. Он продолжал молчать, не отводя от майа взгляда, еще надеясь, что передышка продолжится. А вдруг? Иногда везло.
Зачем он, интересно, вообще явился сегодня? Просто усилить нажим? Или придумал что-то новое? Сердце тоскливо сжалось, но, к счастью, лицо уже мало что могло выражать.

Вот и все. Один из орков взял со стола клещи, хорошо знакомые Эгалмоту, и спустя мгновение ногу пронзила дикая боль. Он выгнулся в веревках, захрипел, забился. Хрип постепенно перешел в стон, заглушивший треск костей. Боль осталась, мучительная, рвущая. Палачи здесь умели работать.
- Что за глупое упрямство, лорд? Я ведь пока не задал вопросов - почему бы вам не поддержать беседу? Обидно будет выйти на свободу калекой. Так не заставляйте меня доводить до такого.
Выйти на свободу? Эгалмот истерично рассмеялся. Если он и выйдет, то только бесплотным духом.
- Чего... ты хочешь? - выдохнул он. Еще немного передышки. Хотя бы на время разговора. По крайней мере, убедиться, что не возникло новых вопросов. Эгалмот старательно убеждал себя, что не будет ничего плохого в том, чтобы выслушать майа.

- Я хотел выразить свое восхищение вашей стойкостью. А кроме того сообщить, что мой лорд - Мелькор - позволил... нет, велел освободить вас.
Эгалмот ждал чего угодно, но только не того, что сказал палач. Слова прозвучали ударом под дых, на несколько томительных секунд он забыл, как дышать, глядя на майа в изумлении.
Потом он начал думать. Свобода... Глупо. Так не бывает. Либо он бредит, либо это жуткая ловушка, чтобы вытащить из него то, что не смогли вырвать болью.
Он сглотнул раз и другой, стараясь успокоиться.
- Смешно, - прохрипел Эгалмот. - Очень.
Было страшно сказать что-то еще. Как будто каждое слово могли использовать против него... хотя почему - как будто? Именно так и обстояло дело.
Но заставить себя отвести взгляд и не смотреть жадно на палача Эгалмот не смог.

- Разве? Тогда отчего вы не смеетесь?
- Нет настроения, - вытолкнул он из горла слова. Глупый ответ, но ничего более умного давно не приходило в голову. А браниться, как хотелось бы, Эгалмот так и не научился. Надо было внимательнее слушать речи тех, кто умел...
- Я нисколько не шучу, Эгалмот. Если только вы пожелаете, вы покинете Твердыню, как только будете в состоянии одолеть путь. Желаете ли вы свободы? Или я зря трачу время и лучше будет оставить вас в этой приятной компании?
Он заставлял себя не верить. Было вполне понятно, чего у него потребуют за свободу.
- Я не буду отвечать на ваши вопросы, - повторил Эгалмот уже не в первый раз. Это звучало далеко не так убедительно и твердо, как ему бы хотелось, но решение было окончательным. Призрак свободы поманил и растаял в вонючем воздухе пыточной. Слишком нереальной она была, эта свобода, чтобы оказаться серьезной ценой. Реальной была только боль, и свобода в понимании эльфа означала ее конец. Впрочем, он уже забыл, как это - вообще не испытывать боли.

- Даже если я пообещаю больше не выпытывать у вас местонахождения Гондолина?
И снова - неожиданность, пугающая своей внезапностью. Что произошло, почему то, что так волновало врагов, вдруг перестало их интересовать? Или это такая хитрость?
Надо было понять, выяснить, разобраться. Что, если... внутри все похолодело - что если кто-то другой не выдержал? Или вражья разведка оказалась успешной? Нет, этого не может быть, милость Ульмо хранит Белый Город, а пленники станут молчать, если даже он до сих пор молчит, то у прочих смелости больше.
Эгалмот с шумом выдохнул воздух.
- И чего же ты тогда хочешь?
Едва ли перемены сулят что-то доброе для него. Но нужно же знать, что!

- Я хочу, чтобы вы доставили адресату вот это письмо. И не буду просить, чтобы вы принесли мне ответ. Подумайте, лорд. А пока вы думаете, позвольте вас кое с кем познакомить.
Эгалмот и не стал отвечать, хотя знал, что скажет. Внутри что-то оборвалось - оказывается, он надеялся на что-то? Безумец, сущий безумец.
Уж конечно, письмо для Турукано. И, конечно, за ним будут идти по пятам. И, конечно, он никуда не пойдет.
Тем временем его усадили в угрожающего вида железное кресло. Будет новая пытка? Эгалмот изучил многие инструменты здесь, но каждый раз с ужасом думал, какую новую муку придумают для него.
В камеру кого-то привели, и он напрягся, силясь разглядеть вошедшего пленника, но орки возились с ремнями, привязывая его к креслу. Зато дали Эгалмоту время подготовиться и не выдать своих чувств, кого бы он ни увидел...
Перед ним стоял юноша, почти мальчик, избитый, но явно только что попавший в лапы палачей. Он был незнаком Эгалмоту, но тот, хоть и боялся увидеть кого-то из друзей, не мог порадоваться этому. Ребенок. Здесь. Проклятые вы северные мрази...
А потом он тщательнее вгляделся в лицо юноши, кажется, одурманенного чем-то или же плохо соображавшего от боли. Он был так невероятно похож на короля и его брата, государя Фингона... Что если... нет, это было невозможно. Эгалмот прогнал от себя безумную мысль.
- Посмотрите, Эгалмот, не напоминает ли вам кого-нибудь этот юноша?
- В жизни его не видел, - выдавил он в ответ. Напоминает... Никого он не напоминает!

Отредактировано Эгалмот (2014-12-02 12:21:45)

Палач только посмеялся над ним. Распознал ложь?
Хотя, судя по его словам, Тху знал, кого привел. На горе всем им.
- Я знаю это. И спрашивал о другом. Ну да ладно, я вам скажу. Это - принц Эрейнион, сын и наследник короля Фингона. Гостит в Твердыне уже некоторое время. Думаю теперь вы - единственный эльф, не считая его отца, который знает, что наследник не погиб.
- Я. Никогда. Его. Не. Видел, - отчеканил Эгалмот. Ну то есть произнес так твердо, как только мог. Что бы палач ни знал, подтверждения он не услышит.
И в этот момент до Эгалмота дошло. Дошло так, что он задрожал и не сразу смог эту дрожь унять, а голос, казалось, куда-то пропал.
- Врешь, - выдавил он. - Врешь, Тху.
Король погиб в битве, это видели многие. Он сражался с балрогами и погиб так же отважно, как жил. Эгалмот не его выбрал своим владыкой, но безмерно уважал Финдекано, как все, кто его знал.
К счастью, майа стоял за его спиной и мог и не увидеть лица пленника. Во всяком случае, на это можно было надеяться.
- Как вы думаете, что ждет в Ангбанде принца из дома Финве, а, Эгалмот?
Проклятье, проклятье, проклятье. Петля сжалась очень туго, и выхода из нее не было видно.
Но как бы ни было Эгалмоту жаль мальчика, как бы он ни был обязан беречь принца, Гондолин был стократ важней. Вот только теперь придется еще придумывать, как помочь юноше.
Смешно. Что он может, обессиленный, наполовину сломленный?
Разве что собраться и бороться, теперь уже не только за себя.

- Незачем так нервничать. И я вполне понял вас с первого раза
Понял. Еще бы. Эгалмот никогда не был хорошим лжецом, а последние годы - годы ведь? - мало помогли ему преуспеть в этом искусстве. Все было подстроено - и приход принца, и якобы случайная фраза о Нолдаране.
А мальчика уложили на стол, с которого только что сняли самого эльфа. Эгалмот отдавал себе отчет в том, что будет сейчас, и старался приготовиться.
Посулы Тху были недвусмысленны и пугающи. Но Эгалмот старательно не верил ему, хотя бы тому, чему мог не верить. Он не знал меры лживости и изобретательности своего палача, но не сомневался, что тот может измыслить и не такое.
- На какую? - переспросил он, не то пытаясь потянуть время, не то желая услышать предельно точную формулировку. Теперь мало молчать. Теперь надо хоть что-то придумать, изобрести.

- Я хочу, чтобы ты отнес своему государю Турукано письмо с требованием выкупа за жизни его племянника и брата.
Ожидаемо, более чем. Эгалмот скривил рот в злой и горькой усмешке.
Можно было согласиться. Даже, наверное, нужно было. Уйти отсюда живым и добраться до эльдар.
Но он ни на миг не верил в то, что его выпустят просто так.
- И что же будет, если я соглашусь? - спросил он. Прежде, чем что-то решать, надо было выяснить все досконально, понять, чего на самом деле хочет темный. И чем он, Эгалмот, рискует, если попытается обмануть.

- Ты получишь свободу. Жизнь без страха, боли и унижений. Эрейнион и его отец получат передышку. И шанс на спасение. А народ нолдор, вполне возможно, получит назад своего короля. Неужели все это не стоит того, чтобы немного поступиться гордостью?
- Передышку? - Эгалмот вздрогнул. - Почему я должен верить тебе?
И действительно, куда больше его волновал второй вопрос, который тоже любезно озвучил Тху.
- Можешь просветить и на этот счет, - он напрягся, ожидая ответа. - И что будет, если я, допустим, не справлюсь?
Мало знать, где находится город, чтобы попасть туда.

Он лгал. Он лгал. Короля невозможно было сломить, даже так, даже через чужую боль. Верить в это Эгалмот отказывался, накрепко заперев душу и разум.
- У меня нет выбора доверять твоим лживым посулам, - выдохнул он. Даже такой короткий разговор выматывал, отнимая силы, и думать становилось все труднее.
Ситуация была предельно понятной. Эгалмот очень надеялся, что не один лишь страх говорит в нем, что в самом деле уйти и рассказать, рассказать всем о том, что он узнал - важно. Что вовсе необязательно при этом будет выдать Гондолин, что он ничего не потеряет, а выиграть может многое.
- Я хочу увидеть государя и убедиться в том, что это не морок, что ты не лжешь.

Естественно, за первые же дерзкие слова пришлось расплачиваться. Горло сжала жесткая рука, лишая возможности нормально дышать. Эгалмот хрипло втягивал воздух, голова кружилась, во всем теле снова ожила боль.
- Поосторожнее со словами, друг мой. Если я такой лжец, то могу и забыть об обещании не пытать тебя.
Рука исчезла, и он жадно глотал воздух, не обращая внимания на слова майа. Спорить и что-то доказывать Эгалмот не хотел. Не сейчас, когда забрезжила надежда сделать хоть что-то хорошее.
К его изумлению, палач немедленно согласился на требование, хотя и не удержался от подколки. Он пропустил ее мимо ушей, не видя в своем недоверии ничего дурного.
- Позаботьтесь, чтобы его нельзя было узнать. Ты тоже имей ввиду, что Финдекано тебя узнать не должен. Так же, как и то, что мы здесь с тобой сейчас обсуждали.
Эгалмот чуть дернул уголком рта. Это надо было понимать так, что нельзя говорить о послании в Гондолин и называть своего имени. Ничего, это не самое важное сейчас, важным было другое - иметь право рассказать, что он видел государя и его сына.

Эгалмот вздрогнул, когда дверь в пыточную распахнулась, но вместо Тху в нее ворвался вихрь. Точнее, женщина, с первого взгляда показавшаяся ему эльфийкой-синдэ. Но со второго...
Орки порскнули во все стороны, как мыши от кота. Она же, ни на кого не обращая внимания, подхватила юного принца и исчезла столь же стремительно, как и появилась. Эгалмот перевел дух - он испугался, как всегда пугался чего-то неожиданного. Ведь здесь неожиданности никогда не заканчивались хорошо.
И почти сразу дверь снова распахнулась. На сей раз вошел-таки палач, а с ним... сердце пропустило удар - с ним вошел король, Эгалмот ни мгновения не сомневался. Многое можно было подделать, но не глаза. Не это сияние.
Финдекано выглядел не очень, но определенно лучше, чем сам Эгалмот. Надо было полагать, его не мучили уже какое-то время и даже дали отдохнуть. Вероятно, занимались принцем.
В сердце нолдо вспыхнули давно, казалось, угасшие ненависть и сила, и в то же время - жгучий стыд. Он радовался, что капюшон скрывает его лицо, что можно не смотреть в лицо королю, который не сдался.
- Государь, - выдавил он и замолчал, не зная, что еще сказать.