----------> из Зала

Резкие, скрежещущие звуки из комнаты Турко не просто говорили о том, что тот у себя, но и очень конкретно указывали на его занятие. Охотник точил меч. Может быть, для будущего поединка, может быть - просто чтобы чем-то заняться, выплескивая все, что накопилось.
Макалаурэ не стал стучать - брат все равно вряд ли бы услышал. Просто толкнул дверь и вошел. Слегка поморщился от неприятного скрежета металла о камень - тут, в комнате он был особенно громким. После шума в зале очень хотелось тишины... Немного постоял, молча глядя на Третьего, затем подошел и тронул того за плечо:
- Тьелко... не уделишь мне пару минут?

-Что тебе надо? пришел читать мне нотации? Только уже поздно. Сегодня вечером я умру.
Макалаурэ покачал головой, но отвечать сразу не стал. Просто какое-то время смотрел на брата. Не осуждающе или укоризненно, а спокойно и немного грустно. Как ни странно, именно сейчас он понял, что любит его. Несмотря ни на что. Чувство родства, сильное в Тирионе и почти пропавшее за последние годы тут, отчего-то сейчас стало особенно острым.
- Я не стану читать тебе нотаций, Тьелко...- тихо сказал менестрель и присел на край стола.
Они все изменились. Все стали другими, все растеряли что-то очень важное... Наверное, в Третьем это было как-то особенно заметно потому, что он никогда не умел прятаться за словами, как Курво или за молчанием, как сам Макалаурэ. Наверное, в чем-то ему было трудней, чем остальным.
- Знаешь... Я мог бы тебе сейчас сказать, что... никто никого не убьет, потому что Майтимо запретил этот поединок. И Финдекано тоже. И присоединиться к их мнению, потому что они на самом деле правы и нельзя нам убивать друг друга. Но ты ведь сам все это знаешь, брат.
Менестрель замолчал, задумчиво глядя куда-то в окно. Слова Турко о Нарготронде и Финроде не удивили и не поразили его. Вот если бы их сказал Курво... что-то было бы не сильно не так.
- Ты так хочешь умереть? -голос Макалаурэ звучал ровно, - Думаешь, что таким образом сможешь изменить прошлое? Думаешь, кому-то будет от этого легче? Кому, Тьелко? Финроду? Диору? Мне? Майтимо? А тебе не кажется, что это самый легкий путь, который по сути ни к чему не приведет? Умереть и оставить все тут решаться без тебя... Знаешь... это очень заманчиво. И много раз приходило в голову не тебе одному. Только... что ты скажешь потом, когда мы все встретимся в Чертогах? Как посмотришь всем в глаза? Ты никогда не был трусом, брат. Так что же с тобой приключилось теперь?

-Да,запретили.- все так же ровно подтвердил Макалаурэ. - Я догадывался, что ты ответишь именно так. Что тебе плевать и так далее... Если надо... а ты так уверен, что именно сейчас это надо, брат? Что ты хочешь доказать? И, главное, кому?
Заявление насчет стыда он комментировать не стал. То, что Турко говорил неправду было очевидно и следовало как из его обращения в зале к кузине, так и из недавних слов уже тут.
- Выбор Турукано удивляет и меня. Но он лучше нас знает Рауко и, видимо, у него были основания послать сюда именно его. А может быть, он рассчитывал на его давнее знакомство с нами. Но... даже если это было ошибкой... Турко, дело не в том!
Сейчас предстояло самое трудное. Макалаурэ вздохнул и посмотрел в глаза брату.
- Куро оскорбили... так ты говоришь? А я хочу услышать от тебя ответ на свой вопрос... объективный ответ, брат, настоящий, честный. Ты можешь, положив руку на сердце, совершенно искренне сказать, что Курво не способен на такие слова? Ты можешь быть уверен, что он не заявил нечто подобное?
Конечно, Третий сейчас говорил искренне. Он.... всегда говорил искренне. Другое дело, что мнение могло поменяться.
Менестрель проследил за сверкающим всполохом отправленного в ножны меча.
- Не хочешь умереть? -лишь сейчас в его голосе появились едва уловимые гневные нотки. - А чего хочешь? Благородно избавить нас от присутствия неудобного члена семьи? А заодно и от пары-тройки других эльдар - просто потому, что они подвернулись под руку и имели неосторожность сказать нечто, отличающееся от того, что думаете вы с Курво? Или.. просто так, потому что они мешают? А не хватит нам этого, Тьелко? Вот такого способа решать свои проблемы? Морготовские наклонности, говоришь, у Нельо? И в чем же они проявляются, позволь спросить? И... у кого же еще ты замечал их, брат? Может быть, у Финдекано - он ведь тоже долгое время близко общался с Врагом?
Глаза Макалаурэ потемнели, хотя лицо по-прежнему было спокойным. Он замолчал и молчал долгое время, машинально выстукивая пальцами на столе какую-то мелодию. Затем продолжил:
- Да, мне было стыдно за вас там, в зале. Но... знаешь почему в основном? Даже не из-за... ваших слов и отношения к кому бы то ни было. А из-за того, что мне не все равно, не наплевать на то, что вы говорите и думаете и как при этом выглядите. Ты можешь не верить сколько тебе угодно, можешь высмеять меня, можешь просто послать подальше, но... вы мои братья и я люблю вас. Не любил бы... не злился бы сейчас так, орк побери!
Макалаурэ резким, нервным жестом откинул с лица упавшую на него черную прядь.
- Тьелко... я прошу тебя... Откажись от мыслей об этой проклятой дуэли. Она никому не нужна и ничего не решит. Не считаешь нужным помогать Гондолину - не помогай, твое решение известно и принято. Но... не надо больше крови между нами. Не стоит оно все того.

Выслушав тираду Охотника, точнее, первую, самую громкую ее часть, Макалаурэ некоторое время просто смотрел на него с нескрываемым удивлением. Затем спросил негромко и даже растерянно:
- Турко... ты... ты что правда так думаешь? -о великие валар, тут даже злиться не получается, на такое-то... - Что Майтимо получил большое удовольствие, глядя на все это?
Весь гнев, все возмущение вдруг лопнули, как мыльный пузырь. В детстве он очень любил эту игрушку и мог часами смотреть, как разлетаются разноцветные, прозрачные, хрупкие шарики. И очень огорчался, когда один из них вдруг исчезал, превращаясь в еле заметные капли. Макалаурэ мотнул головой. Зачем он сейчас вспомнил об этом?
- Да, я скажу, что это не так, - он вернулся к теме разговора. - И.... это не зависит от того, на чьей я стороне, брат. Не бывает только правых и только виноватых. Майтимо бывает резок и непримирим, он бывает даже несправедлив. Но если ты думаешь, что чужая боль может вызвать у него радость... то ты очень плохо знаешь своего старшего брата. Или... не хочешь видеть очевидного, занимая самую удобную позицию - позицию обиженного и гонимого.
Вот почему на ум пришла детская игра, внезапно понял менестрель. Третий, как ни старался казаться взрослым, так и остался ребенком, любящим получать желаемое. Они все в чем-то были такими... даже отец. Может быть, отец как раз больше других.... Не будь этого, не было бы много чего. Атаринке был похож на него - не только внешне.
- Да, я прошу. Очень прошу тебя отказаться от такого способа решения проблемы, Тьелко. И дело не в том, прав ты или нет. Не в том, справедливо ли обвинили Курво, хотел ли он сказать то, что услышал Рауко.  И не в том, оскорбил ты Нельо или нет. Я сразу неправильно понял тебя... прости, видно, я и правда не объективен сейчас. А дело в том, что кровь, которая прольется, станет радостью для Моргота. И началом окончательного нашего поражения. Сейчас у нас есть шанс если не победить, то хотя бы погибнуть с честью. После вашего поединка, чем бы он ни закончился, этого шанса у нас не будет.
Макалаурэ вновь посмотрел в глаза Охотника. Слишком сильно все запуталось и переплелось - так, что уже не поймешь, где истина. Он чувствовал, как на его плечи легла свинцовая, неподъемная усталость. Такая, что впору было упасть...
- Как же мы все запутались, брат... Во что превратились...
Канафинвэ, в свою очередь подался вперед - ближе к брату. И заговорил так же - почти шепотом,  медленно, едва ли не с трудом.
- Нарготронд... я не знаю, что было бы, если бы не Нарготронд... Я не знаю, что ответить на твой вопрос, потому что любой ответ будет ложью. Могу сказать лишь одно... осуждаю я или нет то, что произошло в Нарготронде, считаю вас виновными в этом или нет... вы все равно остаетесь моими братьями.  Возможно, будь мне все равно, кто вы и как поступаете, я бы не думал о той истории, не мучился бы, пытаясь понять... но мне не все равно. Ты говоришь, что мы не простим... но нам ли прощать? Пусть прощают те, кто был там... Мы же... нет,  я, поскольку я могу уверенно говорить лишь за себя самого, могу просто дорожить вами, любить вас, потому что вы моя семья. Поэтому.... поэтому я тут... поэтому пытаюсь что-то доказать. Прости, если... мои слова воспринимаются как осуждение. Мне просто не все равно.

Серебристо-стальные глаза менестреля вновь потемнели. На дне их плеснул отголосок прежнего гнева, но тут же исчез. Он явно хотел было ответить что-то резкое, но передумал и покачал головой.
- Да, Майтимо знает, каково это - быть брошенным. Больше чем мы все вместе взятые знает, Турко. И именно поэтому я не могу поверить в то, что он может желать такого другим. Именно потому, что понимает, как это- когда предают. Только не из тех он, кто будет платить тем же...
То, что говорил Третий, было чудовищно несправедливо. И в то же время Макалаурэ чувствовал, что движет братом... надеялся, что чувствовал. Боль, обида, тоска по несостоявшейся любви, чувство вины... все это каким-то странным образом перемешалось в его голове и душе, вывернув все наизнанку. Только не получится уже ничего никому доказать.
- Лицемерие.... в чем же оно, Турко? Или ты и сейчас воспринимаешь мои слова, как лицемерие?-менестрель грустно улыбнулся, - мне казалось, что я никогда не притворялся ни перед тобой, ни перед кем-либо еще. Может быть, промолчал там, где не стоило молчать... но не лицемерил. Мне жаль, что ты так думаешь, брат.
Изгои... возможно, в чем-то Охотник был прав. Отношение к ним с Курво после Нарготронда не могло не измениться. Ну так никто и не скрывал этого.
- Не были мы такими... раньше не были, toronya... Или я наивный дурак, который жил с закрытыми глазами... вполне возможно. Но сейчас мне кажется, что души наши уходят куда-то... Медленно, почти незаметно, но уходят, а мы то ли не видим, то ли не хотим видеть этого... Не знаю только, когда получилось так, что мы впустили в себя Тьму, решив, что это правильно, что так и надо... или оправдав себя тем, что у нас нету выбора.
Сейчас все, что когда-либо происходило с ними, отчего-то казалось Канафинвэ почти неважным. Важен был лишь итог - то, к чему они пришли. То, что они стояли на краю пропасти и вместо того, чтобы помогать друг другу не упасть, ждали, кто упадет первым. А то и подталкивали туда стоящего рядом - незаметно, исподволь, даже не отдавая себе в этом отчет. И совершенно не было сил спорить дальше, доказывать что-то... слова стали плоскими и бессмысленными, как сухие осенние листы.
- Тьелко... я прошу тебя лишь об одном. Оставь эту затею с поединком. Просто - оставь. Не принесет она никому ничего хорошего. Только боль и пустоту. И тьма станет еще чернее...
Макалаурэ положил руку на плечо Третьего.

Макалаурэ вздрогнул, словно от удара. Глаза стали больными, и еще черней казались волосы вокруг побледневшего лица.
- Не отрекались? Турко... а ты уверен, что это так или просто милосердно внушил себе это? Не отрекались? А как же назвать то, что мы сделали, брат мой? Так было надо... может быть. А я вот до сих пор не уверен, что это так. До сих пор... Не знаю, как ты, а я считаю, что предал его. Потому что...
Тонкая рука менестреля сжалась в кулак. Сейчас он был мало похож на привычного всем задумчивого, молчаливого Кано. И явным стало сходство с Пламенным, незаметное обычно.
- Потому что трусливо сдался, спрятался за словами о долге и Клятве. А Финьо... просто пошел и спас его. Мотивы... какие к балрогам мотивы, Турко? Трусость и низость... я сейчас лишь о себе говорю, ты на свой счет не бери. А он... ничего это не месть. Он принял наше решение, отрекся сам от себя уже когда на эти проклятые переговоры пошел. Один, без нас. И ни разу... ни словом, ни делом не попрекнул никого из нас тем, что пережил. И не попрекнет никогда.
Макалаурэ встал и быстро прошелся по комнате, пытаясь взять себя в руки. Остановился напротив брата и продолжил уже спокойней.
- Никакие... слышишь, никакие мотивы не оправдывают зла. Никогда. Ни в Альквалондэ, ни в Лосгаре, ни на Митрим... Зло не станет добром, если подвести под него основания. Потому что творящий его начинает ему служить. Это... это про всех нас. Без исключения.
Он провел рукой по лбу, постепенно возвращая лицу обычное спокойно-холодноватое выражение.
- Мне жаль, что ты думаешь так, Тьелко... действительно жаль. А у меня... как было, так и останется шестеро братьев. Такие или другие... не имеет значения.  Туман... да, это я умею... я, видишь ли, менестрель... играть словами - моя работа. Знаю, что тебя это злит. Меня самого это злит порой...
Иногда очень хотелось перестать быть менестрелем, перестать думать и искать смысл во всем на свете. Макалаурэ усмехнулся. И, выслушав последние слова Турко, пристально, слегка прищурившись, посмотрел на брата.
- А ты думаешь, я допущу, чтобы что-то случилось с Курво? Думаешь, мне все равно, что с ним будет? Думаешь, я тут распинаюсь исключительно из дипломатических соображений, не желая ссоры с Гондолином? Хорошего же ты мнения обо мне, toronya...

Рука Макалаурэ снова легла на плечо брата, с силой сжав его.
- Как ты смеешь говорить такое, Турко? Кто дал тебе право судить о том, что я думаю, решать за меня, что присходит в моей душе? Или, по-твоему, я настолько подл и лицемерен, что хочу остаться чистым за счет того, что другие окажутся в грязи?
Глаза менестреля горели совершенно не свойственным ему обычно огнем, в голосе металлом звенели гнев и боль.
-Возможно, я сам виноват в том, что ты считаешь меня таким. Но не желаю оправдываться и доказывать что-то - все равно не докажу. Хочешь - принимай мои слова на веру, хочешь - нет. Но я... никогда, слышишь, ни-ког-да не думал так, как ты говоришь! Никогда не думал о своей репутации или о том, как бы не запачкать рук.  И все, что я сказал тебе тут, каждое слово, было искренним. Не веришь - твое дело.
Макалаурэ отпустил плечо Третьего и вновь зашагал по комнате.
- Что есть зло? Откуда мне знать, Турко? Ты думаешь, что я уже давно расставил все по местам для себя, навсегда решив, где белое, а где черное? И отвел тебе с Курво самый темный угол в выстроенном мной для себя мире? А ты никогда не думал, что можешь ошибаться? И что позиция, которую ты занял сейчас - самая простая и выгодная? Гонимый, отверженный, непонятый... как удобно!
Менестрель остановился, сжав руками виски, словно пытаясь унять, не пустить рвущийся наружу гнев.
- Что ты сейчас ждешь? Что я начну долго и пламенно опровергать твои слова? Возражать, спорить, доказывать? А я... не буду. Не хочу. Да и нету у меня таких слов, что могут тебя убедить.
Не было и быть не могло. Каждый из них уже слепил для себя свой мир, в котором прочно и навсегда обосновался сам и разместил всех окружающих. Каждый... И, хоть умри, не переубедишь и ничего не объяснишь. Да и надо ли это...
-А, впрочем, не бери в голову. Наверно, я защищаю орков. потому что я давно один из них, не так ли?
Менестрель замер, опустив руки и долго смотрел на брата. Или ему казалось, что долго? Время словно растянулось, в комнате повисла тяжелая тишина. Затем Канафинвэ сделал шаг вперед и коротким, резким движением ударил Охотника по лицу.
- Дурак.
И остался стоять, где стоял, молча глядя в глаза Третьему.

Макалаурэ, совершенно не ожидавший от самого себя такого поступка, какое-то время молча пытался собраться с мыслями и чувствами.
- Прости. - наконец сказал он тихо, - Прости. Да, не надо было мне приходить...
Затем повернулся и направился к выходу. Но не дошел, оглянулся на брата и сказал, не повышая голоса:
- Ты разве когда-нибудь слышал от меня о страданиях? Когда,скажи, я кричал о них и кому? Говоришь, я шел наперекор себе... нет, брат. Я делал то, что считал нужным. То, что не мог не делать. И никогда не лгал самому себе. А сомневаться... вот тут я с тобой не могу согласиться. Сомневаться в самом себе - это не слабость и не низость. Может быть, если бы мы делали это почаще... меньше бы сделали зла... Знаешь, Тьелко, в чем твоя беда? Ты требуешь понимания от других, считаешь всех обязанными понимать тебя, задумываться о твоих мотивах и причинах своих поступков. И очень возмущаешься, когда кто-то ждет понимания от тебя. Поставив себя самого в центр Вселенной, ты не допускаешь мысли, что она не станет вращаться вокруг тебя просто потому, что ты этого хочешь.
Макалаурэ вновь посмотрел в глаза брату.
- Но... ты не виноват в этом, не виноват в том, что такой, как есть и что не умеешь и не желаешь казаться другим.... А я.... я виноват перед тобой. Потому что не смог сделать наш с тобой разговор таким, каким он должен был быть. Ведь шел я сюда с совсем другими чувствами и мыслями... В том, что не сказал тебе всего это раньше, что не сумел поговорить с тобой как с братом. Прости. Мне жаль, что та вышло... И... ты не орк. Или мы все понемногу становимся орками...

Макалаурэ пожал плечами. Брат уже давно сформулировал для себя мнение о нем и об остальных, и пытаться изменить его было глупо. Странным и даже немного обидным казалось то, что считая абсолютно и неопровержимо искренним себя, Турко отказывал в искренности ему. "Даже если врешь..."... Эти слова задели менестреля, и больно.
- Попытался. Жаль, не очень удачно... Но как сумел.
Менестрель неловко усмехнулся шутке про угол. Турко был неправ. И, как обычно, преувеличивал степень гонимости собственной персоны. Но все это уже обсуждалось.
- Думаю, извиняться не понадобится... Вряд ли кто-то этого ждет. С Курво все хорошо будет... я... никто не допустит тут кровопролития.
Может быть, оно и правильно, что средние так держатся друг за друга.... Плохо, что против всех остальных. Но сегодня стало совершенно ясно, что сделать что-то с этим уже невозможно.
А чего ты, собственно, ждал? Братских объятий и растроганных слов? Только такой идиот, как ты, мог надеяться на это... Все это давно уже осталось в прошлом... если вообще было. Научись, наконец, принимать все как есть - иначе получается так, как получилось сейчас. "
- Да... охота сейчас хорошая, по осени. Что же... удачи тебе, брат.
Не хотел Турко никакой охоты. И врал сейчас... причем особенно не скрываясь. Макалаурэ посмотрел на Третьего, грустно улыбнулся и пошел к выходу...

- Да, - холодновато-спокойно подтвердил Макалаурэ. Чересчур спокойно, пожалуй. Он очень не хотел показывать брату свою обиду, но против его воли она все равно пыталась прорваться наружу. - Какой ценой? Я не знаю. Надеюсь, что не очень большой.
В любом случае, если этот поединок все же состоится, цена будет заплачена куда более страшная. Кто бы ни одержал в нем победу. Да и... о какой победе тут может идти речь?
-И тебе всего хорошего.
Макалаурэ кивнул и вышел из комнаты. Куда отправиться дальше, он пока не решил. Наверное, стоило пойти в зал и выяснить, как там дела... и сказать Майтимо об обещании Третьего. Менестрель нахмурился. Выходило так, что он и правда разговаривал с братом из политических соображений, хотя на самом деле это не было правдой. Вообще, на душе было скверно. Очень. И он отчасти понимал Турко, которому хотелось уехать куда-то подальше. Хотя бы ненадолго...

------> из Покои Куруфинвэ

Куруфинве решительно постучал в дверь спальни Третьего. И вошел, не дожидаясь ответа. Старшенький изволил дрыхнуть, как ни в чем не бывало. И это при том, что время приближается к полудню! Атаринке взирал на спящего брата несколько мгновений едва ли ни с завистью. А потом просто сдернул с него одеяло.
- Туркафинве! Если через десять минут ты не приведешь себя в порядок, остаток дня проведешь в кузнице!
Скопировать голос и манеру речи Феанаро получилось почти в точности.

Эффект от побудки превзошел все ожидания Атаринке. Он не спешил возвращать Третьего из все еще полусонного состояния в реальность. Стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди и с улыбкой наблюдал за суетой старшего. Даже на душе стало немного легче. Хотя ледяная глыба, что сковывала сердце, никуда не делась.
- И чего ты, такой добрый, будишь меня в такую рань, изувер? Я вроде не просил.
Все таки Тьелкормо, наконец, его признал. Это радовало.
- Благие дела можно делать и без просьб, не правда ли? - Усмехнулся Пятый. - И, между прочим, твоя "рань" - это уже полдень.
Куруфинве критично оглядел Охотника. Тот, оказывается, забрался в постель даже не потрудившись переодеться... хорошо хоть, сапоги снял. Дернув недовольно щекой, Искусник принялся рыться в гардеробе Турко, извлекая на свет то, что, по его мнению, лучше всего подходило брату.
- Случилось что? Что тебе старший сказал? Остальные уже на совете?
Тьелкормо сыпал вопросами в своей обычной манере - не трудясь делать между ними хоть намек на паузы.
- Случилось. Но обо всем этом ты и так знаешь. То, что Морьо вчера опять напился, думаю, не такая уж новость. - Глаза нолдо бешено сверкнули при воспоминании о том, при каких обстоятельствах Четвертый совершал свои привычные возлияния. - Нэльо... ничего... почти. Союз будет. И точка. И все наши надежды погибнут под Гондолином. - Голос спокойный абсолютно. - Полагаю да, на совете. И мы тоже туда собираемся, кстати. Одевайся. - Атаринке вывалил перед Третьим ворох одежды.