Первое, что заметил сын Хуора, оказавшись снаружи, это то, что, покуда в королевских стенах протекал военный совет, успело стемнеть, и серебряная Итиль – Тилион, небесный странник, как называли луну эльфы, уже давно парила в небесах. 
В саду горели эльфийские светильники – фиалы, разбрызгивая кругом холодный, приглушенный свет, не разгонявший полумрака, а скорее наоборот, странно дополнявший его. Туор оглянулся кругом, силясь отыскать глазами принцессу, однако не увидел ее. Сад словно был мертв. Лишь изредка где-то рядом доносилось стрекотание кузнечиков.
Будто завороженный, адан пошел вдоль по узкой мраморной дорожке, ведущей вглубь сада. Зачем он делал это? Какая неведомая, чудесная сила звала его вперед, заглушая голос разума? Не ведая этого, Туор, однако, продолжал идти вперед с такой великой решимостью, словно его и впрямь ожидала важная цель.
Наконец, впереди показалась белокаменная беседка, увитая плющом. Кажется, в ней кто-то был… сердце адана замерло. Хадоринг остановился, точно вкопанный, не смея ни уйти, ни двинуться дальше. Даже собственное дыхание теперь казалось ему слишком шумным.

- Здравствуй, Туор. – Внезапно донеслось из беседки.
Поначалу хадоринг вздрогнул от неожиданности, однако, тут же взял себя в руки, безошибочно угадав голос принцессы - тихий, приветливый, сладостный. Отчего-то Туор был уверен, что сумел бы узнать ее речь из тысячи прочих.
- Здравствуй, высокая, - кивнул он, изо всех сил стараясь, чтобы голос его не дрожал – от волнения, или больше от радости?..
И снова почти не сознавая, что он делает, сын Хуора шагнул вперед и решительно поднялся по ступеням беседки.
- Я хотел…
На мгновение адан замялся. Что было делать, если он и сам не отдавал себе отчета в том, чего же хотел на самом деле.
- Я должен просить у тебя прощения за те вести, что принес, - неожиданно сказал он. – Мне жаль твоего отца… и твоего брата. Я уверен, он не нарочно…
Умолкнув на полуслове, Туор стыдливо отпустил взор. "Какая чушь! Какая все чушь, что я говорю…"

Принцесса немного помолчала прежде, чем ответить.
Туор уверенно встретил ее открытый, спокойный взгляд, хотя внутри словно дрожала невидимая струна, готовая вот-вот порваться.
- Вести действительно весьма неприятны... и изменят, да уже изменили нашу жизнь. Но ты не виноват в том, что они таковы. А потому никаких извинений не нужно. Не знаю... До конца ещё не уверенна ни в чём... даже в своих мыслях... Но думается мне, что он ещё всё осознает и поймёт...
- Несомненно. Если только уже не понял… - вздохнул адан.
Ведь если так, мальчишку наверняка мучает чувство вины и ужас от содеянного.
- Скажи, высокая, отчего все так случилось?.. Ведь за этой цепью гор до сих пор живет уверенность, что город ваш неприступен, и те, кто живут здесь, в полнейшей безопасности.
Как же получилось так, что ни горы, ни сама тайна белокаменного города не защитили одного из лордов, племянника Тургона?
И вновь взгляд Туора остановился на Идриль. Здесь, среди кромешной тьмы, освещаемое лишь тусклым светом фиалов, лик ее казался ему особенно прекрасным, неземным, волшебным. Словно то была не эльдэ, а одна из Великих, обитающих где-то на Западе. 
Наверняка, принцесса Гондолина ныне пребывала в полнейшем отчаянии – все, что она знала и любила, рушилось на глазах. В опасности находились не только ее родина, возлюбленная родина, но и ее семья. Однако внешне она оставалась тверда, решительна, и не теряла уверенный вид – такая красивая, такая хрупкая, и такая сильная… 
Внезапно адан улыбнулся ей – искренне, открыто. Улыбку отразили не только губы; казалось, улыбкой светилась сама его душа, наполненная светом и теплом.

- Вполне возможно, что понял...
Видно, принцессе вновь сделалось грустно. А ведь Туор и без этого корил себя за то, что сегодня невольно причинил боль этому восхитительному существу. Сам того не ведая, он открыл Совету правду о предательстве, и тем самым наверняка поставил под удар счастье ее родных. Иначе поступить было нельзя, но и подобная роль невольного доносчика не могла прийтись хадорингу по сердцу.
- Наверняка понял, госпожа, - кивнул адан. – И когда принц вернется, его рассказ, те сведения, которыми он обладает, помогут лордам защитить город. 
Что и говорить, даже он, сын Хуора, не пробывший в Гондолине и суток, и не то что не знавший характер принца, но даже и не видевший его в лицо, был уверен, что мальчишка – не настоящий предатель. Быть может, потому, что он уже лицезрел короля и его дочь, общался с ними, и понимал душою, что родней у таких благородных и добрых эльдар подлец быть просто не может.
- По-настоящему неприступной крепости вообще не существует, ибо в любой стене, броне или оружии есть слабое место. И знание нападающим этого слабого места обеспечивает ему достаточно серьёзные шансы на победу. Живущие здесь и правда поверили в абсолютную неприступность гор, в полную защиту города. Но это не так... И, к сожалению, теперь всё обернулось против нас... Всё случилось как случилось... Просто кажется, что слишком рано. Но ведь могло нечто подобное случиться и позже... и даже раньше...
- Слишком рано, возможно… - Туор задумался на мгновение. - Ведь если бы предательство Маэглина и в самом деле было совершено по воле рока, Гондолин остался бы к этому времени единственным из оплотов нолдор в Средиземье. Не так ли гласило некогда пророчество Владыки Вод? Но все получилось по-иному. Так, быть может, это значит, что отвратить гибель вашего белокаменного города еще возможно?   
И помолчав с мгновение, хадоринг решительно добавил:
- Как бы там ни было, я исполнил свой долг, донес волю Валы Ульмо до жителей Гондолина. И отныне волен сам руководить своей судьбой. А судьба моя и мой выбор – остаться в городе и защищать его наравне с вами, эльдар. Если только вы не откажете мне в этом.

Принцесса, кажется, надолго задумалась о чем-то.
- Вот только скажет ли он им что-нибудь. Не знаю... Нужно будет успеть поговорить с ним до того... как с ним будут говорить лорды. – Наконец, молвила она, словно бы рассуждая вслух.
Наверное, Идриль была права. Туор не ведал характер Маэглина, как не ведал и того, что руководило этим эльфом, когда тот решился сдать Врагу город своего дяди, однако, он готов был представить, как нелегко придется юноше по возвращении в город. И, конечно, тот охотнее расскажет обо всем, что с ним случилось, свои родным – дяде и сестре, нежели обозленной толпе вроде той, что хадоринг лицезрел недавно в Зале Совета.
- Можно наверное... Только для этого нам нужно действовать не так, как предполагают враги, а так, как этого просит наше сердце и наш, именно наш разум, а не мысли, продиктованные обстоятельствами. Знаю, что глупо прозвучит, но войну, да любое сражение, можно выиграть не только силой или превосходством в числе воинов, но и с помощью неожиданности и хитрости плана, непредсказуемости действий. Почему ты хочешь остаться и сражаться за Гондолин? Ведь исход этого неизвестен...
Адан немного растерянно пожал плечами. Он ведь и сам не мог сказать, что руководило им, когда он решил остаться в этом городе и защищать его от войск Моргота, не жалея жизни, как некогда его отец защищал войско государя Тургона. Что за блажь? Что за безумная надежда?..
- Я знаю, высокая, чем может окончится эта война; что все мы можем погибнуть, сражаясь с нечистью Моргота… Но также мне известно и то, что, если Враг и не готов к чему-то, так это к тому, что народы Средиземья, ныне разрозненные, напуганные силой Ангбанда, сумеют объединиться, чтобы дать отпор его войскам. И уверен, что отступать неведомо куда, пускай и по воле Валар – это не выход. Истинно же единственный выход – искать союза с другими королевствами. И пусть я всего лишь один, и не обладаю ни властью, ни армией, однако хочу сражаться за вас, поскольку понимаю, что гибель Гондолина станет гибелью для всех… 

- Да, объединение народов - ключ к победе. Но смогут ли народы объединиться? Смогут ли найти в себе силы, чтобы преодолеть раздоры и выступить против Врага всей своей мощью, все вместе. К образованию такого союза нужно приложить не мало сил и достаточно много времени. Силы, знаю, есть, а есть ли время? И действительно, Моргот не будет ждать единого удара или отпора. Но его нужно ещё достичь. Не в том важность, чтобы владеть властью и армией. Важно быть твёрдым и уверенном в своём решении, уверенным, что не отступишь. Я вижу, что ты не отступишь, и благодарна тебе за твоё решение сражаться вместе с нами, что готов помочь Гондолину в этой нелёгкой войне.
Слова принцессы заставили Туора глубоко задуматься. Единение свободных народов Средиземья – это не просто ключ к победе, это единственная возможность одолеть Врага без помощи высших сил. Лорд Маэдрос наверняка хорошо понимал это, когда готовился к последней битве; Битве Слез, как ныне именуют ее эльфы. Однако, тогда из его замысла ничего не вышло, а поражение стоило больших жертв армиям эльдар и эйдан. Виной всему – предательство, досадный случай, или же некая закономерность, которую не разглядели союзники?..
Тогда светилом эльфийских владык и главной надеждой были Сильмариллы. Подвиг человеческого воина и принцессы Дориата вдохновил Феанорингов на то, чтобы вновь попытать счастье в открытой схватке с Морготом. Но люди… людям воевать было не за что. Они не грезили о звездных камнях, а мечтали лишь о мирной, спокойной жизни, которая была до Дагор Браголлах. Эльфы позабыли об этом – и, таким образом, допустили свою главную, роковую ошибку.   
Теперь же ситуация несколько изменилась. По сути, Гондолин стал если и не единственным, то основным эльфийским королевством в Эндорэ, и его гибель будет означать гибель надежды для нолдор. Чувство угрозы может помочь сплотить вокруг Тургона, по крайней мере, нолдорских владык. Дориат… что ж, Лесное Королевство может остаться в стороне. Хотя теперь, когда Волшебной Завесы больше не существует, живущие там эльфы наверняка задумаются о том, сумеют ли они и дальше выжить в одиночку. Что же касается людей, кто-то из них, подобно самому Туору, его отцу и славному Хурину, примкнет к новому союзу, остальные же либо погибнут, либо сделаются рабами Моргота, подобно вастакам.
Впрочем, все это лишь планы. К тому же, Идриль права, они еще слишком пространные, слишком далекие…
- Спроси мены, высокая, и я отвечу тебе, что твоему отцу и лордам следует послать в Нарготронд, и на Амон-Эреб, к сыновьям Феанора, вести о том, что происходит в городе. И когда оставшиеся в живых государи нолдор узнают, что Гондолин готовится к войне, они сами пришлют сюда свои воска. Во всяком случае, я верю в это.

- Я поговорю с отцом. А он уж пусть говорит с лордами. Согласна, нужно сообщить всем. Но ответят ли они. Остаётся только ждать... Правда ещё не совсем понятно чего, но ждать. И надеяться на лучший исход всего этого. Ведь, как известно, надежда иногда спасает, пусть и в самый последний момент, на грани отчаяния, но помогает, придаёт сил.
Слова Идриль прозвучали сталью, эхом отозвавшись в сердце хадоринга. Вновь вспомнились рассказы об отце – о том, что некогда сказал он Тургону: "Если Гондолин простоит еще немного, оттуда придет надежда, и для эльдар и для эйдан... Мы расстаемся навсегда, и больше мне не увидеть белых стен твоего города, но ты и я, мы вместе зажжем новую звезду в небе Средиземья..."
Хуор пал во имя этой надежды, и пал не побежденным. И вот, теперь не пустой случай, но само проведение, воля Светлейших, привели его сына в Гондолин. Стало быть, это – лишь еще один наг навстречу исполнения пророчества. 
- Ты права, госпожа. Надежда способна придать сил и привести к победе целые народы, когда, казалось бы, гибель не минуема. И я уверен, что твой отец и воины Белого Города способны совершить это чудо. Теперь, если в сердцах нолдорских владык еще остались благородство и воинский дух, они явятся сюда, и будут сражаться вместе с нами.   

В глазах Идриль мелькнула тень памяти прошедших лет – тех стародавних времен до восхода солнца, о которых сын Хуора знал разве что из древних преданий, до сих пор передающихся из уст в уста. В этот миг адан вдруг ясно осознал, насколько мала и ничтожна его жизнь в сравнении с вечноцветущим древом жизни этой прекрасной эльдэ. И на душе у него сделалось тоскливо. 
- Думается мне, что и воины Гондолина и воины других королевств способны возродить в своём сердце огонь надежды и сплотиться ради великой цели. Но нужно в них возродить эту надежду. Должно свершиться что-то такое, что разожжёт её в сердцах нолдор. И, возможно, вскоре такой случай будет. Главное - не пропустить его.
Дева помолчала немного, затем добавила:
- И в нолдор вновь вспыхнет огонь великой и прекрасной надежды...
И вновь Туор на короткое время предался своим размышлениям.
- Но ведь есть и иная надежда, - наконец, сказал он. – Та, что вы зовете эстель. Надежда без права, невероятная, иной раз, бессмысленная. Ее огонь горит сам по себе, не нуждаясь ни в чем. Все эти годы, сколько ваш народ живет в пределах Эндорэ, эстель не покидала вас, не так ли? Она придавала нолдор сил для борьбы вот уже многие и многие столетия. Я думаю, необходимо лишь напомнить владыкам Премудрых Эльфов, что эстель еще жива, и тогда они сумеют объединиться. 
Хадоринг хорошо ведал, о чем говорит. Ведь именно такая сумасшедшая вера в некое чудо заставила его всей душою возжелать остаться в Гондолине, и сражаться за этот город, словно тот был ему родным.

- У каждого из нас есть частица эстель. Не только у нолдор, у всех. Просто каждый видет её по-разному и распоряжается по-разному. Ты прав, народ нолдор иногда только благодаря эстель мог одержать победу, не важно в чём - хоть в сражении с урргха, хоть в споре с самим собой... Эстель вела нас. Но её осталось очень мало и постепенно становится всё меньше. Вера в чудо ведь не может быть вечной... Когда-нибудь случится так, что эстель совсем не станет. Возможно... вполне возможно, что лишь эстель под силу объединить всех.
Туор задумчиво слушал слова принцессы, и в памяти его всплывали те немногие обрывки рассказов об Исходе нолдор, о том, как народ Премудрых Эльфов прибыл в Белерианд, которые адану случалось слышать от воспитавшего его Аннаэля. Синдар Митрима мало знали о своих собратьях, некогда явившихся из-за Моря, но то, что им было известно, юный хадоринг впитывал, словно губка. С ранних лет он знал, что судьба его отца, до самой смерти была неразрывно связана с судьбою нолдор.
Он слышал о том, что эльдар, прежде жившие в блаженстве Амана, отринули покровительство Валар и возвратились в Средиземье, ведомые жаждой мести, но и не только ей… еще их вели вера в счастливое будущее и искреннее желание принести частицу света в темные земли Эндорэ. Это и была та эстель, о которой говорила дочь Тургона – беззаветная надежда, способная повергать в пыль любые преграды. Ведомые ею, нолдор преодолели Великие Льды и сумели вступить в Смертные Земли, ведя за собою первую в мире зарю, и даже сам Враг устрашился их. Не может быть, чтобы ныне нолдорские владыки позабыли о том, что прежде давало им силы. Значит, эльдэ права, необходимо только напомнить им…
- Однако, очень плохо, что мы ничего не ведаем о планах Врага, - со вздохом произнёс сын Хуора. – Не догадываясь о том, когда он нанесет удар, мы подобны слепым котятам. Твои слова справедливы, высокая, но для того, чтобы собрать новый Союз, нужно время, а скольким временем мы располагаем, неизвестно. Уже сегодня может быть поздно. Если бы только твой брат...   
И, не договорив, адан пристыженно замолчал. Наверное, не стоило более тревожить эту рану в сердце девы.

Туор печально вздохнул. Жаль, что он – простой адан, пускай и сын младшего брата владыки Дор-Ломина, не способен был постичь замысел Валар. Он был лишь избран, чтобы донести волю Западных Владык до жителей Гондолина, однако объяснить причины, побудившие Владыку Вод испытывать веру гондотлим и их короля подобным образом хадоринг, увы, не мог…
Он хорошо помнил, что говорил на Совете Лордов полчаса назад, и доселе был верен своим словам – нельзя идти против богов, ибо это не поможет выжить никому из эльдар, а только обратит на них гнев их недавнего покровителя. Но только сейчас сын Хуора осознал, что его ранее безоговорочная и беззаветная преданность Вале Ульмо теперь шла вразрез с сочувствием к эльфам Белого Города и к их беде; с восхищением перед мужеством лордов, готовых до последнего противостоять Врагу, и даже с тем робким, трепетным чувством к принцессе, которое неотвратимо росло в груди, не слыша голоса разума.
Печально, что гондотлим отвергли помочь Стихий и презрели волю своего короля. Однако, их решением руководили отвага и честь – качества, священные для всякого воина, и Туор не был исключением. Так стоило ли и дальше противостоять Совету, или же напротив, дать пробиться в смятенной почве своей души тому крохотному ростку эстель, о котором он сам говорил минуту назад, поверить, что, вопреки пророчеству, Тайную обитель Тургона еще можно спасти...
Туор сделал шаг в сторону Идрили, словно надеялся, что эльдэ поможет ему разрешить нелегкий вопрос. 
- Как бы там ни было, знай, высокая, что я на твоей стороне. И покуда жив, буду служить тебе защитой. Пусть даже и навлеку на себя немилость Валар.
Эти слова сорвались с губ почти помимо воли. Глаза адана сверкнули, отразив отчаяние и едва заметную взору мольбу.
- Времени мало, но оно ещё есть. И есть возможность сделать так, чтобы его стало больше. Нам действительно неизвестны планы Врага, что весьма тревожно. А значит, нужно каким-то способом их узнать. Ломион может помочь, только сомневаюсь, что захочет. Хотя не знаю... Пока это ещё вообще всё неясно.
- Что? – изумился хадоринг. – Неужели ты думаешь, госпожа, что твой брат – истинный предатель, и не пожелает помочь Совету?
Почему-то Туору не верилось в это. Иное дело, что юноша мог и не знать толком о замысле Врага. Едва ли Моргот стал бы отпускать пленника, зная, что тот может помешать его планам. Впрочем… Идриль снова была права, сейчас рано было что-либо загадывать.

- Только не рискуй слишком уж сильно. Я очень не хочу, чтобы с тобой что-то случилось из-за риска.
Эти простые, даже, казалось, немного шутливые слова принцессы вдруг вызвали целую бурю чувств в душе воина. Идриль поняла, что за дилемма рвет на части его сердце и разум, и она… откликнулась на его подсознательный зов. Ей была не безразлична его судьба. Мог ли он, простой смертный, мечтать о большем?
- Признаюсь, высокая, мне и правда не по душе решение, что приняли лорды на сегодняшнем совете, - вздохнул Туор. – Не по душе, ибо я знаю, что это может привести к великим бедам. Но я не могу не испытывать уважения к народу, решившему до последнего отстаивать свой город перед силами Тьмы. Поэтому, если только ваши лорды не изменят своего мнения, я останусь тут, с вами, и сделаю все, чтобы Враг дорого заплатил за право ступить в эти земли. 
- Нет. Просто Совет у нас такой... несдержанный слегка... Да ты и сам это всё видел. Если кто-нибудь из лордов успеет переговорить с Ломионом до Совета, то весьма велика вероятность, что он просто откажется говорить с остальными. Остаётся надеяться, что отец такого не допустит. И лордам придётся успокоиться малым.
Сын Хуора нахмурился. Трудно было поверить, что эти мудрые, хотя и в самом деле немного несдержанные эльдар могут дать волю злобе и отказаться выслушать своего принца.
- Лордов можно понять. Вести о предательстве и о скорой войне стали для них громом посреди ясного неба. Уверен, что скоро все они успокоятся и будут снисходительны по отношению к Маэглину.
Лишь бы только сам юноша захотел говорить.

- Пока неизвестно - ошибка это решение или всёже шаг к победе. Но менять уже что-либо поздно. Времени на изменение его уже нет. Есть лишь время на подготовку, да и того наверняка немного. Если все воины будут стремиться к тому же, к чему стремишься и ты, то Моргот точно обломает зубы о твердыню Гондолина.
- Так и будет, высокая, - решительно произнес Туор, вдохновленный волевыми речами своей собеседницы. – Просто… тяжело знать, что в этой битве мы будем одни, и Валар не станут поддерживать нас. Но ты права, времени на раздумья уже нет. Решение принято, остается идти только вперед.
К победе, или к гибели… что ж, наверное, в этом и заключается подлинная суть всякой войны.
Однако, сын Хуора не прекращал восхищаться этой девой, что стояла перед ним – такой молодой и хрупкой с виду, но столько повидавшей за свою жизнь, что адан боялся даже представить себе… и теперь, когда над ее родными, над городом и всем народом гондотлим уже простерлась темная длань, готовая смять Гондолин, как до того уничтожила Хитлум, и Химринг, и Дортонион, Идриль стояла перед ним, прямая, словно стрела, не поддаваясь ни страху, ни отчаянию, уверенная в себе, сильная. Один из фиалов находился прямо над ее головой, окаймляя весь силуэт эльдэ своим нежным холодным светом. Туор невольно залюбовался ею, ведь Идриль сейчас казалась ему много прекраснее, много выше, чем те эльфы и эльфийки, с которыми он доселе был знаком. Он готов был сравнить ее с Королевой Мира, восхитительной Элберет; с Яванной, дарительницей жизни; с быстроногой и вечно юной Нэссой… Увы, слишком поздно молодой воин начал понимать, что в груди его теплится любовь к дочери Тургона.
- Не знаю... Тут уже время покажет. Хотя, лучше бы от лордов в этом деле ничего не зависело. Было бы гораздо спокойнее.   
Слова девы возвратили его с небес на землю. Наверное, Идриль была права. Трудно было признавать это, однако, Совет мог допустить ошибку в этом деле, способную оказаться роковой не только для принца, но и для всего города.
Туор глубоко вздохнул.
- Но, все же, вы – эльдар. Разве вы можете быть жестоки, тем более, по отношению друг к другу?

- Валар не вмешиваются в войну и не вмешаются. А потому нам самим нужно бороться и не сдаваться ни в коем случае. Если опустить руки и решить, что ничего сделать уже нельзя, проще взять и открыть ворота армии Врага. Но так никто не поступит. Все именно пойдут до конца и будут сражаться до последнего.
- Насколько мне было дано понять, Валар ждут от вас чего-то. Какого-то ответного шага, быть может, раскаяния… я не знаю. Но мне не хочется верить, что боги могли просто позабыть про нолдор, и про всех детей Единого; про то, что творится в Средиземье, и отдать наши жизни на откуп Врагу. 
Впрочем, трудно быть в чем-либо уверенным, когда Вала Ульмо твоими же устами только что отказал владыке Гондолина в прощении и помощи. Туор лишь пожал плечами. Ему ли, смертному адану, чья жизнь – это лишь сон мотылька в сравнении с бессмертием Великих, рассуждать об их замыслах?
- Я знаю одно, - вновь сказал он, - что бы не решили те, кто обитает по другую сторону Моря, мы здесь не сдадимся так просто!
Хотя сын Хуора прекрасно отдавал себе отчет в том, что сказать и сделать – вещи разные.
На мгновение воину показалось, что Идриль словно находится во власти сильного, хотя и непонятного смятения. Словно душа ее безмолвно просила о чем-то… Туор приблизился к ней на полшага.
- Послушай, высокая, если я могу чем-то помочь тебе… чем угодно… знай, я не просто сделаю это, но и почту за величайшее счастье… 
Внутри, в груди разом вспыхнуло невидимое пламя. Он был словно мальчишка, стоявший перед самой прекрасной женщиной во всей Арде.
- Это законы... которым все мы подчиняемся. А лорды хранят эти законы и следят за их исполнением.
Туор вздохнул.
- Законы пишутся для того, чтобы сберечь жизни народа. Теперь же, боюсь, одно неверное решение может стоить очень дорого не только твоему брату или отцу, но и всем гондотлим.

- Они следят за нами, следят за поступками, за тем, как мы воюем. Но они лишь смотрят. Раскаяния... возможно. Но нолдор едва ли признают себя неправыми и раскаются в совершённом.
И снова Туор глубоко задумался. За всю жизнь ему редко случалось повстречать нолдор, тем более, тех, кто видел страну Западных Владык и покинул ее вслед за Феанаром. Даже Воронвэ, его добрый друг, родился уже здесь, в Средиземье. Однако… разве на лице Тургона, или кого-либо из Лордов Гондолина можно увидеть гордыню, спесь или гнев? Нет, скорее лишь безысходность и отвагу.
- Быть может, в глубине души ваш народ уже раскаялся во всем? – Адан рассуждал вслух. – Хотя доселе боится это признать. И дело даже не в гордости… просто тяжело признать, что все эти годы, многие и многие сотни лет прожиты напрасно. Да и не так это вовсе… - Наконец, молодой человек вновь "возвратился" к своей собеседнице. – Уверен, однажды Валар простят нолдор. Быть может, уже простили.
Богам не к лицу сводить счеты. Наверняка, они готовы помочь несчастному народу. А сейчас… словно ждут чего-то, какого-то сигнала от самих эльдар, что те готовы смиренно принять их помощь, от которой, если верить легендам, прежде отреклись. Только вот что это должен быть за знак, если Владыка Вод только что отверг покаяние Турукано?
- Нам и нельзя сдаваться. Иначе мы покажем этим свою слабость, которой у нас не должно быть.
- Не должно быть, это верно… - Воин задумчиво почесал затылок. – Слабость – единственное, чего мы сейчас не можем себе позволить.
Только бороться до конца, чего еще оставалось ждать?
- Это просто боль души... Возможно предчувствие чего-то... чего, сама пока не могу понять. Возможно это глупо, но я боюсь уходить из Гондолина, когда к тому настанет срок. Понимаю, что нужно, но уйти, оставить город, оставить всех тех, кто будет его защищать, не могу. Кажется, что тогда сломается что-то, что уже не восстановить потом будет. А ещё боюсь потерять близких... боюсь остаться одна... Я наверно веду себя как ребёнок... Но я иначе не могу... иначе станет совсем плохо, совсем страшно...
Туор слушал слова девы, и в душе у него снова поднималось смешанное чувство жалости к ней, сегодня точно бы лишившейся опоры под ногами, и одновременно восхищения ее мужеством. Неожиданно – адан и сам не понимал до конца, как это ему хватило наглости – он шагнул вперед, преодолевая то малое расстояние, что еще разделяло его и Идриль. Руки его легли на плечи эльдэ, притягивая ее к широкой груди. Губы осторожно коснулись нежного лба и края белокурых волос.
- Я понимаю, высокая, что тебе страшно, - тихо, почти шепотом заговорил сын Хуора. – Страшно уходить в этот мир, полный опасностей, чужой для тебя. Но в этом страхе нет ничего постыдного. Ты опасаешься за родных, за свой народ, есть ли чувство благородней, чем это? Я прошу тебя, госпожа, не тревожься. Пока я жив, я сделаю все для спасения жителей Гондолина, твоего отца и брата. Клянусь тебе всем самым светлым, самым радостным, что доселе случалось в моей жизни. 
Хотя ничего радостнее и прекрасней этой встречи он припомнить не мог.
- Значит, законы можно нарушать в том случае, когда они будут лишь помехой или более того - роковой ошибкой? Если так, то их нужно будет нарушить без особых обсуждений.
- Но как распознать эту роковую ошибку прежде, чем она свершится? Как знать, что правильно, а что неверно?
Самый тяжелый вопрос – вопрос, на который нет, и никогда не будет ответа. Как жаль, что детям Единого не дано видеть будущее!