- Вы говорите - "выбор нам недоступен", но если нет выбора, нет и суда. И вы, тогда, не можете ни быть судьёй, ни осуждены. Вы не можете быть судьёй, но судите себя сами и говорите - "кто, кроме меня самого". Но вы же, Канафинвэ Макалаурэ, говорите "я утратил право быть собою" - значит и сами вы для себя - не вы сами и право на суд потеряли вмсте с правом быть собою.
- Выбор был. И он был сделан.-в тихом голосе Макалурэ - горечь и грусть. Но он не ждет от собеседеника сочувствия и не ищет понимания. Просто говорит о том, что уже есть и измениться не может. - Я утратил право быть собой, но я ведь не исчез, не растворился... И тот, кем я стал...
Сын Феанаро сышал, как его мелодия встречается с мелодией Даэрона, и она словно пропускает ее через себя, но не меняет ни единой ноты. Напротив, меняется сама, и ее звучание становится тем чище и светлей, чем тяжелей и мучительней зучит его собственная тема.
- Тот, кем я стал... я и сам не знаю, что в нем осталось от меня-прежнего, лорд Даэрон. Наверное, вы правы... наверное, все же осталось...
Если бы не осталось ничего, не было бы и этой вечной муки, вечного спора внутри. И одна часть его разума отчаянно цепялась за такое развдоение, а другая не хотела его, потому что это было слишком больно, слишком трудно, слишком многое приходилось ломать в душе, чтобы идти дальше по пути, с которого уже не свернуть.
А музыка продолжает звучать, и теперь Златокователь уже перестает порой различать, где его тема, а где та, что творит Даэрон. И он благодарен ему за это, хотя знает, что, когда все будет спето, ничего не изменится... Или все же изменится? Так же, как после разговора с Диором, сейчас где-то очень глубоко шевелится даже не надежда, но то, что может ею стать когда-нибудь.
- Право быть самим собою - не деяние. И утрата права - не деяние... Это не то, что можно совершить...
- Это так... Но деяния, кторые мы совершаем, могут привести к потере этого права...
Макалаурэ встал со своего места и прошелся по комнате. Вернулся, снова сел. И вдруг попросил:
- Расскажи мне о Куйвиэнен... о том, как там было... как было раньше.

- Не могут, как бы вы не .. боялись и не хотели этого. Люди могут перестать быть собою, забыть себя - но не эльдар. У нас нет ни свободы такой, ни этого права, которое можно отобрать...
- Тогда что же происходит с нами, эльдар, когда мы совершаем поступки, противные самой нашей природе? Такие, которые искажают и калечат душу?
Макалаурэ долго и внимательно смотрит на собеседника... Его лицо, казалось бы, обезображенное страшными шрамами, видится ему сейчас не глазами. И кажется - прекрасным. Кажется - частью той музыки, что он творит. Даже сейчас, почти в тишине, она слышна и похожа на тихий перезвон колокольчиков. И второй сын Феанаро, певец, которому нету равных среди нолдор, думает, что его лицо таким прекрасным никогда уже не будет, хотя нету на нем ран и рубцов. И снова - это не зависть, а горькое сожаление, упрек. Не ему, не судьбе, никому другому, кроме себя.
- Именно рассказать?
- Так, как вам хочется...
Златокователь знает, что поймет и слова, и не облеченную в них музыку. Даже просто тишину. Потому что слепой менестрель может и тишину сделать - звучащей.
- Рассказать сложно, ведь слова стираются, как камни, которые оглаживает вода и ветер много-много лет - становятся одинаковыми, ровными... Прежде они были очень разными - как листья, не было одинаковых, были только похожие. А теперь один и тот же звук означает так много разных вещей... и так мало настоящего смысла. Я попробую вам рассказать, но и вы помогите мне, потому что наполнить эти истертые слова придётся нам обоим, иначе рассказ будет тусклым, смазанным, плоским... как рыба, которую сушат на зиму, развесив по веткам по ту сторону гор...
Макалаурэ кивает, склоняя голову в знак согласия.
- Я помогу. Вы только начните...
Он уже готов услышать и увидеть, уже настроил себя, как настраивают арфу или лютню так, чтобы струны звучали согласно и чисто. Сейчас он не сын Феанаро, не воин, не лорд... Больше всего он похож на того юного Кано, который, затаив дыхание, слушал рассказы деда, накладывая их на музыку, всегда звучащую в его душе.

Макалаурэ покачал головой. Ответил не сразу, подумав, пислушаваясь к чему-то...
- Я очень не хотел бы верить в это... мне страшно в это верить. В то, что с душой может произойти такое.- тихо сказал он наконец, - В таком случае лучше ей покинуть роа раньше... Но я говорил немного о другом, лорд Даэрон.
Он снова замолчал. Длинные, тонкие пальцы неосознанно вытукивали что-то на подлокотнике кресла - рваный, неровный ритм образовывал странную, причудливую мелодию.
- Для того, чтобы понять... нужно было видеть нас... такими, какими мы были - там. Нам казалось, что если и есть в мире зло, то оно - извне, снаружи, что в нас его нет и быть не может. Что мы узнаем его сразу, потому что зло - это нечто инородное. А вышло так, что мы, сами того не замечая, впустили его в свои души. Мелькор ведь знал, что делал, знал, что кому сказать и в какой момент... Мы слушали его, не понимая, что слушаем, а потом, когда это самое зло вышло наружу было уже поздно. Мы научились жить с ним, оправдывть его в самих себе.
Разве, бросаясь в бой за корабли они не понимали, что делают зло? Разве не видели этого в Лосгаре? Понимали и видели, но сказали себе, что иначе - нельзя, что у них нету выхода. И - с каждым разом такое получалось все легче. И они убивали в себе - себя. Постоянно, медленно, но неотвратимо. Тот Кано, что готов был идти на великую битву с Врагом во имя справедливости, был тяжко ранен в Альквалондэ и Лосгаре, а затем на Митрим, когда обрек своим словом на гибель брата... тот Кано медленно умирал в бесконечной гонке за Клятвой... он был пока еще жив и даже порой поднимал голову, но сил у него оставалось все меньше и меньше. Вместо него теперь был лорд Канафинвэ Макалаурэ воин и вождь, который знал, что цель опрадывает средства.
Все это менестрель пытался сказать Даэрону - не словами, которые казались невыразительными и неуклюжими сейчас... Никогда и никому он не говорил этого и не думал, что будет. И чувствовал себя виноватым за свою внезапную откровенность.
- Простите меня...- Макалаурэ осторожно коснулся кончиками пальцев плеча слепого.
А затем все ушло куда-то на второй план и стало на время неважным. Потому что перед его глазами встали воды Пробуждения... или нет, не так - он сам оказался там, у глубокого, серебристого, мерцающего озера, увидел деревья над ним - такими, какими они были тогда... Мир, окружавший его, был словно только что нарисованным, и не было ни имен, ни названий, и он сам не знал еще, кто он... Но это не пугало, а завораживало, и было радостно и легко. И каждый шаг был - первым, а каждое слово - новым... А потом- он понял, что прошло время, но не понял, сколько, может века, а может несколько дней - было множество лиц, и голосов, и странных для его слуха имен... Мир постепенно заселялся и начинал звучать - чисто, пронзительно красиво, так, что хотелось смеяться и петь, и узнавать его - постоянно, каждый миг, не уставая, потому что он еще не знал, что можно устать...
Музыка, неслышная никому, кроме двух менестрелей, заполняла комнату, смешиваясь с горьковатым ароматом трав... Макалаурэ казалось, что он уже и сам тоже творит ее, и что он стал ее частью... и было страшно, что он может закончится, потому что прекрасней ее он сейчас не знал.

---> из Дворец

Дорогой у Диора было немного времени, чтобы успокоиться и свыкнуться с мыслью, что Даэрон нашелся. Поэтому, когда они с Карантиром подошли к двери одного из покоев лазарета, Аранель был в состоянии ощутить что-то... неуловимое, похожее на невесомое прикосновение или на последний миг жизни звука, рожденного дрожащей струной. Он уже почти собрался остановить голда, но Карантир оказался быстрее. Дверь шумно распахнулась.
- Надеюсь, не помешал. Лорд Макалаурэ, лорд Даэрон. Король Дориата Диор Элухиль, Засим честь имею. Если есть важное, полагаю, вы меня найдете в моих комнатах.
Да, здесь, действительно, был Маглор. В отличие от феаноринга, Элухиль сразу почувствовал, что появился не вовремя. Что его приход помешал чему-то важному. Однако развернуться и уйти вслед за Карантиром не смог. Он замер на пороге,  словно не решаясь войти. Совсем не в первый миг Полуэльф удивился, почему оба сидят на полу...
- Прошу прощенья. Я... кажется не вовремя, - проговорил, наконец, Диор переводя взгляд с одного эльфа на другого.
Лицо Даэрона было наполовину скрыто капюшоном. И Полуэльф совсем не был уверен в том, что хочет увидеть то, что скрывает ткань.

Никогда еще Макалаурэ не был так открыт с тех пор, как покинул ту землю, где когда-то был его дом, - разве что наедине с собой, пытаясь спеть... нет... _выпеть_ из души мучающую ее боль. Никогда он не был так открыт в своих чувствах и сомнениях, наверное, потому, что считал их неправильными, недолжными, неуместными. А сейчас словно бы что-то прорвалось... Он чувстововал, что Даэрон - слышит. Слышит больше, чем произносится и даже больше, чем поется. И не судит, не осуждает, как и не одобряет услышанное. И это тоже было - великое благо... потому что второму сыну Феанаро не нужно было ни одобрения, ни осуждения.
И... все же, в той музыке, что рождалась, вбирая в себя две их темы, звонко и чисто звучала новая мелодия. Такая, которую он, может быть, и хотел бы спеть, но боялся. Так бывает, когда в душе зреет удивительный, прекрасный замысел, но страшно осуществить его, страшно, что не хватит сил и смелости. Или чистоты, которая нужна для воплощения, и которую ищешь в себе и не находишь... Или боишься не найти...
А Даэрон вспоминает... Что-то неуловимое, очень дорогое... как будто голос вплелся в мелодию - не его, чужой. Нет, не чужой - другой потому что чужие голоса так не вспоминают и они не вплетаются в музыку такой пронзительной мелодией. Перезвон капель весной, рассыпанные по листве блики, слонечные лучи, вплетенные в смоляной водопад волос...
- Надеюсь, не помешал. Лорд Макалаурэ, лорд Даэрон. Король Дориата Диор Элухиль, Засим честь имею. Если есть важное, полагаю, вы меня найдете в моих комнатах.
Макалаурэ понадобилось время, чтобы понять, кто это и чей это голос. Лицо брата увидел как сквозь дымку... Откуда он тут?
- Прошу прощенья. Я... кажется не вовремя
Диор... Ну да... конечно... надо было раньше сказать ему о Даэроне... Эти мысли пролетели в голове как-то сумбурно, параллельно последним нотам звучавшей только что музыки.
- Нет... нет.. все хорошо... Спасибо, Морьо...
Голос звучит растерянно, как у того, кто долго и крепко спал и был внезапно разбужен.

- Просто Даэрон.
Голос вроде бы ровный и спокойный, но тело его говорило о другом. Менестрель был, самое малое, растерян. Видно, он еще не привык к своему увечью. Хотя, разве можно привыкнуть к такому? Не зная, как еще помочь слепому сориентироваться, Полуэльф положил руку ему на плечо.
- А я - Диор. - На пару мгновений он умолк, не зная, что сказать. Вежливые вопросы о самочувствии прозвучали бы издевкой. - Я рад, что встретился с вами. Жаль... матушка не дождалась. Она тоже была бы рада...
Последние слова вырвались почти сами собой, словно сознание не успело удержать мысль и она сама собой отлилась в слова. Меньше всего Аранель хотел бы причинять Даэрону боль. И, словно нарочно, пришли на ум мысли о Келегорме... Феаноринг ненавидел его. Кто знает - не испытывает ли Даэрон подобных чувств? Стоило ли приходить вот так, внезапно? Однако, что сделано, то сделано.

Судя по тому, что напряжение, волнами идущее от Даэрона, стало слабей, он увидел переданную ему мысленную картинку.  Теперь менестрель старался не мешать тому, что происходило между бывшим советником Тингола и сыном Лутиэн... И невольно пытался представить себя на их месте, как часто делал и за что часто себя упрекал, потому что такая привычка порой не помогала, а мешала... Когда понимаешь кого-то, начинаешь ему сочувствовать, а на войне... на войне это опасно.
- А я - Диор.  Я рад, что встретился с вами. Жаль... матушка не дождалась. Она тоже была бы рада...
- Матушка, - Да, радоваться она умеет,
Феанарион смотрел и слушал... вслушивался в настроение собеседников. В растерянность и неуверенность - Диора, в сложную мелодию чувств Даэрона... И уже не в первый и, кажется не в последний раз почти преклонился перед величием души слепого, искалеченного, потерявшего все менестреля.
- Значит теперь ты, Владыка Диор, правишь Дориатом?
Теперь, наверное, стоило уйти... Скорее всего, дальше он будет лишним. Макалаурэ осторожно поднялся.
- Думаю, сейчас мне стоит оставить вас вдвоем.- тихо сказал он.
И вопросительно посмотрел на обоих. Диор не мог не увидеть его взгляда, Даэрон же... он точно его поувствует.

- Благодарю.
Диор коротко улыбнулся и чуть качнул головой, мол - не стоит. И снова обратился к Даэрону. А тот, кажется, совсем растерялся. И не только от предложения Полуэльфа, видимо. На мгновение он почувствовал острую ненависть к тем существам, что сотворили с певцом такое. Это невозможно было понять или оправдать ничем.
- Зачем?
- Если вам трудно, лорд Даэрон... Я все же пойду.
Маглор, наверное, тоже почувствовал... Может быть - или, даже, скорее всего - острее и четче, чем Диор.
Уловив движение Певца, Аранель колебался пару мгновений, а потом все же аккуратно отвел его руку от груди.
- Я боюсь стать обузой Дориату так, как являюсь обузой тут... и я, кажется, должен взойти на Дор Фир-и-Гуинар.
- Здесь вы не обуза.
- И в Дориате не будете, - продолжил Диор. - Это ваш дом. К тому же король Элу, насколько я знаю, очень ценил ваши советы. А я нуждаюсь в мудрых советниках гораздо больше, чем он. Но... я не настаиваю. Если вы не желаете возвращаться, что ж...
Принуждать Даэрона он точно ни к чему не собирался. Что же до его последней фразы - она отозвалась эхом в душе Элухиля. Он тоже желал вернуться - хоть на день - туда, где прошло его детство. Но вряд ли это получится. В ближайшее время точно нет. Нужно скорее возвращаться в Дориат, собирать войска. И выступать в поход. А потом... потом неизвестно, что будет.

Повисшая пауза не была долгой, но была такой плотной. Даэрон походил на пловца, готовящегося прыгнуть в воду с большой высоты.
- Я прошу прощения за миг удручающей слабости. Владыка Дориата, - если только тебе нужна моя помощь и если только могу я быть тебе полезным, если для этого нужно поехать ..., в Дориат - я поеду, независимо от своих желаний.
Диор не умел слышать Музыку так, как эти двое. Но слышать слова он не разучился. И не только слышать, но и понимать. Совсем не всегда только то, что было сказано. Гораздо чаще в понимании нуждалось то, о чем молчат. Полуэльф стоял молча и задумчиво глядел на Менестреля. Благо, ответа сейчас от него не требовалось - синда говорил с Маглором.
- Лорд Макалаурэ... если Вам захочется когда-нибудь поговорить со мною, Вам не нужен для этого вопрос. Наша беседа, - здесь...,  здесь... и здесь, а не только в памяти. Её всегда можно продолжить и я буду этому рад...
- Я понял вас, Даэрон. Благодарю вас... за все. Уверен, что беседа будет... и я буду ждать ее.
Западное наречие... интересно, понимал ли Маглор, что значило услышать его из уст Даэрона? Аранель не знал песнопевца лично до этого дня. Но знал других приближенных Элу Тингола и их приверженность законам прежнего короля.
- До встречи.
Элухиль молча попрощался с голодримским лордом и остался наедине с Даэроном.
- Теперь, Владыка,  я в твоём распоряжении. Но снаружи этого... здания мне потребуется проводник.
- Лорд Даэрон, - отозвался Диор, - я очень благодарен вам за то, что вы согласились вернуться в Дориат. Уверен, эта земля примет вас с радостью. Но мне бы хотелось, чтобы эта радость была взаимной. У меня нет ни права, ни желания принуждать вас делать что-либо. Я знаю, что сказанное вами - не просто красивые слова и не сомневаюсь, что произнесены они были искренно. И все же прошу вас еще подумать и дать ответ, соответствующий вашим желаниям. - Аранель очень надеялся, что собеседник поймет его правильно и не оскорбится. - К тому же забрать вас немедленно я все равно не смогу, так как сюда я приехал один и некому будет обеспечить безопасность путешествия в Дориат. - Вот уж чего бы Полуэльф совсем не хотел, так это того, чтобы Даэрон снова попал в лапы орков.
- Вы сказали, что хотели бы побывать на Дор Фир-и-Гуинар, - после некоторой паузы проговорил Элухиль. - Я был бы счастлив сопроводить вас туда немедленно, но не могу. Пока не могу. Но, если вы не против, сделаю это при первой же возможности.
Если она, конечно, будет. Аранель помнил и о предстоящей битве, и о их с Маэдросом... договоренности. Так что этой самой возможности вполне могло не быть по очень объективным причинам.